Владимир на внезапно ослабевших ногах отошел от окна и ничком лег на диван. Боль нарастала… Владимир, простонав, повернулся, лег навзничь. Но боль не отпускала… Он повернулся на левый бок. Стало еще хуже. Таких мощных приступов у него еще не было, даже тот первый не шел ни в какое сравнение. Руки стали бледны, задрожали мелко-мелко, холодный пот покрыл лоб, появился озноб. Владимир занял положение полулежа — так как будто стало легче, однако ненадолго. И уже не кулак, а, наверное, целое конское копыто давило изнутри живота. Даже трудно стало дышать. Владимир поднялся с дивана. Едва не валясь на пол, он попробовал выставить вперед левое плечо, потом правое — так он сделал несколько вращательных движений, которые, по его мнению, могли помочь камню продвинуться. Верно говорят, камень надо «родить»… Владимир проглотил таблетку но-шпы, подошел к стене, вскинул на нее руки и стоял так пару минут, обливаясь потом, вздрагивая. Он видел себя в зеркало и не узнавал. Он был бел, как лист бумаги…
Камень видно застрял и никак не хотел «рожаться». Владимиру стало страшно. Мгла все-таки проникла к нему в душу, в сердце…
Он открыл дверь и направился к телефону. Пять-шесть метров, какие ему предстояло пройти, представлялись Владимиру сейчас значительным расстоянием. Он так ослаб, что каждый шаг давался ему с неимоверным трудом. Владимир застонал и остановился, прислонился спиной к стене… Переждал так несколько минут, надеясь собраться с силами. Владимиру казалось сейчас, что жизнь кончилась, ибо боль все нарастала…
Из кухни выглянула Вика. Лицо ее сразу приняло испуганное выражение.
— Что с вами, Володя?..
Девушка подлетела к нему.
Нестеров видел ее сквозь толщу мутного стекла. И голос ее едва пробивался сквозь шум у него в ушах. Белый шум: ш-ш-ш… Нестеров хватал воздух открытым ртом.
— Вам плохо! На вас лица нет… — голос девушки был звонкий, как колокольчик, но Владимир почти не слышал его.
Появилось некое смутное сознание. Владимир едва ли соображал, где он и кто он. Владимир думал сейчас только о телефоне — телефон зачем-то был нужен ему. Владимир медленно съезжал по стене на пол. Вика пыталась удержать его:
— Я вызову «скорую»!.. Володя… не закрывайте глаза… я боюсь… бабушка…
Нестеров видел, как Вика метнулась к телефону, как она набирала номер, а дрожащий палец ее срывался с диска… Потом в прихожей почему-то появилась Светлана, которой быть здесь никак не могло, потому что она была в Москве. Запахло уксусом, что-то влажное коснулось лба… Владимир поднял глаза… Оказывается, это была не Светлана, а бабушка Вики. Женщина вытирала ему лицо…
Потом эта пожилая женщина и Вика, подхватив Владимира под мышки, тащили его в комнату и укладывали на диван. Владимира убивала невероятная неописуемая тупая боль. Эта боль уже была не в нем, а где-то снаружи. Над ним. Да, боль была над ним. Она нависла, как скала, и грозила раздавить его. Но он уже не боялся, он даже ждал — когда же боль раздавит его и принесет смерть. Желанную смерть, дающую облегчение…
Однако смерть не приходила, и скала не обрушивалась на него. Наоборот, боль как бы отдалилась, хотя и не ушла совсем. Возможно, начала действовать но-шпа, или все же продвинулся камень… Сознание прояснилось.
Владимир обнаружил грелку у себя на животе. Рядом на стуле сидела бабушка Вики и вытирала полотенцем, пахнущим уксусом, Владимиру лоб. Вика, испуганная и тихая, стояла у него в головах.
— Вам стало легче — спросила пожилая женщина.
Вика нагнулась над ним, он видел ее лицо перевернутым. Девушка сказала:
— Мы вызвали «скорую помощь». С минуты на минуту будут… Потерпите…
Владимир чуть приметно улыбнулся ей — краешками губ.
— Похоже на желчные колики, — сказала опытная бабушка Вики. — Рановато вам вообще-то обзаводиться хворобой… Но все еще может пройти. Так случается: вроде схватит болезнь, а потом исчезнет бесследно. В организме идут какие-то процессы…
Владимир молчал. Он был согласен с ней. В организме всегда идут какие-то процессы. И хотя мы говорим: «Я! Мой организм!..», но собственного организма, по существу, не знаем. Что в нем происходит, почему — сплошные потемки. Человек прислушивается к своим ощущениям, обращается к современной науке, но даже с этим светочем в руке — с наукой — остается таким же темным и невежественным, как тысячу и две тысячи лет назад.
Глава вторая
В прихожей раздался звонок.
— Это «скорая»! — Вика подхватилась с табуретки и упорхнула открывать дверь.