Зсасз скрывался в тенях, обходя фонари, словно этот слабый электрический свет мог отпугнуть его, как призрака, как вампира. Но нет, он был готов предстать в любую минуту перед перепуганным зомби, который тяжело пыхтел, все ускоряя шаг, начиная догадываться, ощущать на себе хищный взгляд.
Жертва свернула в переулок, Зсасз проворной куницей скользнул за ней, перешагнув через тушу дохлой собаки, неприкаянно распластанной на асфальте, сбитой случайным лихачом. Зря они все торопились, зря стремились. Известно, что чем больше способов быстро добраться до цели быстро, тем меньше самой цели. Все превратилось в скорость, неутомимое стремление без пункта назначения.
Выбранный целью зомби тоже торопился в свой склеп с телевизором, чтобы послушать, как обычно, сладкую драматичную ложь, удовлетворить слабые потребности своего тучного тела, не выспаться и снова надеть ярмо работы, которая приносила деньги для жизни. Последний элемент явно ускользал от суетливых мертвецов, в черном городе никто не жил. Носился на бешеной скорости, делал деньги, продавал свои чувства и тело, но не жил. И не стремился к изменению, даже не ощущая этот запах крови и пороха, которым пропиталось все вокруг, запах грядущей катастрофы.
Но Зсасза это практически не интересовало, его холст убийств яро просил новой отметины. Обе руки были уже исчерчены ими, он подбирался к плечам, еще убийца сбрил волосы и брови. На голову он наносил «мемориал» о самых важных зомби, самых непокорных, не желавших попадать на холст убийств. Одним из них являлся Роршах — этот вечно мешающий псих, который защищал тех, кого презирал. Зсасз при каждой встрече с ним чувствовал, что они чем-то похожи. Они ненавидели слабовольных зомби, которые упрямо не видели, во что превратилась среда их обитания.
Только один методично изощренно истреблял их, а другой с упорством фанатика предотвращал гибель. Зачем? Ответ на этот вопрос Виктор не находил, надеясь однажды нанести на свой гладко выбритый череп напоминанием об этом ходячем противоречии в нелепой шляпе и маске. Роршах мешал. И не хотелось, чтобы он возник в эту чудесно отвратительную ночь, когда все вокруг буквально призывало к принесению новой жертвы пустоте.
Черная рукоять ножа приятно легла в ладонь, Виктор перехватывал его то прямым, то обратным хватом.
— П-пощадите! — обернулся мертвец, чрезвычайно поздно замечая неотвратимость своей участи, нелепо закрываясь потрепанным портфелем. Наверняка какой-нибудь стареющий неудачник-клерк, поздно возвращавшийся с работы после пары кружек дешевого пива в местном пабе. Жалкое зрелище: он умолял пощадить, не делая ничего для своей защиты. Впрочем, сопротивление только раззадоривало Зсасза, заставляло долго мучить жертв. Сопротивление или смирение — все едино, когда мир пуст. Убийца приближался, медленно, обходя кругом, словно тигр добычу. Он жадно ухмылялся.
Внезапно Зсасз услышал шаги в переулке, легкие, почти незаметные, но острый слух никогда не подводил. Убийца буквально кожей чувствовал, каждый шрам на ней точно ощерился, зашевелился сторожевым псом. Он и за сотню метров узнал бы эту походку. Приближение того, кто вечно прерывал эту захватывающую игру с мертвецом, этот спектакль ночи.
«Ты не помешаешь мне!» — подумал маньяк, почти без наслаждения торопливо всаживая по рукоятку нож в живот жертвы, которая от шока даже не вскрикнула, только слабо заскулила. Но рассмотреть не удалось, не удалось прочитать последнюю искру жизни в глазах оседавшего мертвеца, потому что все внимание привлек человек, появившийся в грязном переулке, перечеркнутом фальшивым сырым снегом. Роршах снова мешал, заставлял работать с оглядкой на себя. Настало время положить этому конец. Зсасз не боялся, он ждал этого дня.
My hammer’s a cold piece of blood-lethal steel.
I grin while you writhe with the pain that I deal.
Swinging the hammer, I hack through their heads,
Deviant defilers, you’re next to be dead.
«Не успел!» — с ненавистью подумал Роршах, приближаясь, готовясь к драке. Сожаление и скорбь — это для нерешительных, а он принадлежал к тем, кто действует, кто на удар отвечает ударом.
Преступник поднял глаза — снова эта неприятная бритая морда с какими-то неуместными чертами истертого аристократизма. Явно не с рабочих окраин выполз. И если нет, то страшно представить, до каких масштабов дошло безумие, когда преступления совершались не для того, чтобы выжить и найти себе пропитание. Нет — лишь для того, чтобы заполнить пустоту в ненасытных душах чудовищ.
Этот монстр появился на мутных от грязи улицах несколько лет назад, внезапно, словно из ниокуда. Как обычно, как каждый, кто поднял себя на пьедестал вседозволенности по одной ему ведомой причине. С ума сходят внезапно, окончательно переходя черту первым убийством, ставя себя на очередь в списке уничтожения, потому что для Роршаха не существовало оправданий в виде справки от психиатра. Будто погибшему в тот вечер мужчине было легче умирать, зная, что его убил «больной»!
Обычный случай, хотя каждый из них считал себя избранным, этот уже несколько лет. Неправильно. Несколько лет он уходил — уже несколько лет вот так без причин гибли люди. Роршах злился на себя за то, что не день и не два не мог добраться до очередного кошмара черного города, словно тому помогал сам мрак. Впрочем, он не верил в мистику.
— Зсасз! — прошипел тот, кого боялась ночь.
— Роршах, — почти пропел спокойно убийца, выставляя вперед длинный нож с зазубринами. — Решил заполнить место для моей… зарубочки?
Последние слова маньяк произнес с особым смаком, практически облизнув противные тонкие губы.
I unleash my hammer with sadistic intent.
Pounding, surrounding, slamming through your head.
Так они сошлись в поединке — бездомный беспощадный ангел и спокойный хладнокровный демон. Оба жутко озлобленные, почти не верящие в высшие силы, истрепанные и изуродованные той жизнью, что навязала им прекрасная мечта общества потребления, которая становилась реальностью, воплощаясь в бесконечных войнах и психических расстройствах.
Ночь была свидетелем того, как сцепились две крайности одной сущности. Оба видели порочность мира, но трактовали ее по-разному. И каждый стал для другого целью на уничтожение. Что хуже всего, они оба — совершенно равные по силе, натренированные, остервенелые, способные превратить в оружие совершенно любой предмет.
Роршах набрасывался всегда первым, не ждал, когда противник сделает рывок, хотя Зсасз тоже не любил отступать, не с этим врагом. Но стремительный удар в плечо практически выбил нож, однако маньяк только ухмыльнулся, отвечая быстрым выпадом. Через долю секунды лезвие только прорезало воздух над резко ушедшей вправо шляпой, а ведь метил он прямо в лицо, прямо в неразборчивую чернильную кляксу, похожую на те картинки, которыми Зсасза доставали в лечебнице, откуда он упрямо сбегал раз за разом. Его спрашивали, что он видит на этих рисунках. Он отвечал неизменно: “Смерть. Убийства. Мертвецов”.