С левого предплечья стекала кровь — первая отметина перечертила кожу. Продольный разрез напоминал единицу. Первая цифра бесконечной последовательности. Нескончаемого противостояния с мертвецами.
Виктор озирался по сторонам. Ничего не происходило! Никто его не ловил на месте, небо не разверзалось громами и молниями. И черный город не простирал к нему свои щупальца. Всё — он против них, он на другом берегу. Как будто уже убил себя, словно его поглотили непроницаемые воды реки. Он уже иной. Не осталось того Виктора. Еще не маньяк, но уже убийца, открывший счет смертей.
«Хайделл», — так звали первую жертву Виктора Зсасза, о чем свидетельствовало подобие просроченных водительских прав или еще какой-то истрепанный документ, выпавший у покойника при падении. Виктор поднял обрывок с мостовой, пару секунд посмотрел и швырнул в реку.
Туда же он отправил нож. Тело трогать не стал. Он не желал попадаться. О нет! Раскаяние или паника не затронули его, он не стремился оказаться в руках правосудия за убийство бешеного пса. Законы черного города не имели ничего общего с понятием «справедливость». Зсасз отныне решил устанавливать свои.
Он скрылся с места своего первого преступления, направился в подобие своего бывшего дома, который он тоже проиграл в казино тем роковым вечером. Но это уже не волновало, не касалось его. Хотелось смеяться! На смену усталости пришел небывалый заряд энергии. Темные планеты питали его, черные дыры резонировали его внутренним ликованием.
Часы в холле навечно остановились. Гильотина времени отсекла прошлое. Не смывая кровь, Виктор упал на диван, даже не закрывая дверь. И заснул. Он — новый правитель своего мира. Он устанавливал вращение Вселенной. По его велению разлетались галактики, гибли и создавались миры. Он вновь очутился на вершине, но не стоял на башне, а парил над всеми. Над всем этим безмозглым стадом черного города.
Он убил… Еще не маньяк, уже убийца. Он впервые убил. И впервые с момента гибели родителей сумел прекрасно выспаться. В душе его расстилалась черная пустыня ледяной безмятежности.
Он проснулся с мыслью о первом убийстве. Затем долго рассматривал свежий рубец на левом предплечье. Почему он нанес на свою кожу этот шрам? Может, чтобы не заплутать между сном и реальностью, чтобы запомнить навсегда, что он отправил живого покойника по адресу назначения на тот свет?
В лучах дня вид запекшейся крови затронул сомнением. Виктор поспешил ее смыть, он долго обливал под душем свое исхудавшее мускулистое тело ледяной водой. Но кровь не отмывалась, лишь ее видимость утекала в канализацию. Пролитая кровь всегда остается на руках убийцы.
В голове не витало ни единой четкой мысли, лишь упоительное ощущение от первого уничтожения жизни. А говорили, что это страшно. Но нет — Виктор наслаждался своим существованием в новом качестве.
Пустота — он видел во всех пустоту. И радовался: теперь он знал, что делать с ней. Все просто — разрушать, ломать, выслеживать зомби. Никто не нужен! Они все — мертвецы, покрытые туманом гибели. Они разлагались своей не-жизнью.
Виктор глядел в зеркало и ненавидел свое прежнее лицо: из-под него вытекал противный дым. Смерть и суета — в черном городе едино. И он когда-то был частью этого мутного потока. Но теперь освободился, и ненавидел всех, кто плыл и плыл в бесконечной смене ипостасей без возрождения.
Он раздумывал, что сделать с этим лицом, покрытым мелкой бурой щетиной. Где-то под ним был скрыт настоящий он, мистер Зсасз. Чудовище. Или человек. Кто как судил — не важно. Лишь бы отковырять эту проклятую маску.
Виктор решительно взял электрическую бритву и тщательно избавился от щетины. Но маска все еще не отлипала от него, все еще не обнажала существо, что на мосту сумело перехватить нож мертвеца. Ведь был кто-то настоящий, не этот самодовольный юнец, сколотивший состояние и от безысходности просадивший его в казино. Он всю жизнь учился, зарабатывал деньги, шел к успеху, общался с людьми. А потом картонные декорации вмиг растаяли, разлезлись, как под кислотным дождем. «Зачем? Зачем все это? К чему стремился? Чего хотел добиться?» — обрушился водопад вопросов, превратившийся в водоворот. И ни одного ответа не всплыло из глубины подсознания. Он не жил, не испытывал настоящей радости. Теперь освободился от этого. От всего. Желал избавиться и от самого себя, от старой оболочки.