— Главное, что нам не придется плыть черт знает сколько дней на пирóге, — воодушевленно произнесла Касси. — Гидросамолет высадит нас прямо возле деревни племени менкрагноти. Кстати, а тебе было трудно уговорить тех парней из строительной компании предоставить нам гидросамолет?
— Нет, не очень. — Я отрицательно покачал головой. — Я рассказал им, какая сложилась ситуация, объяснил, что необходимость принятия срочных мер отчасти вызвана тем, что они построили плотину, и через пару часов мне позвонили, сообщив, что гидросамолет в нашем распоряжении. Пилот высадит нас в том месте, координаты которого я им дал, а потом, когда мы впоследствии позвоним им по спутниковому телефону, они нас разыщут, — с самодовольным видом говорил я. — Все пойдет как по маслу…
И тут — словно дурное предзнаменование — над нашими головами сверкнула молния и раздался оглушительный раскат грома, а затем небесные шлюзы открылись, и на «Баиа ду Гуажара» обрушился проливной дождь.
8
Утром на небе уже не было ни облачка. Со стороны носа судна ослепительно светило солнце, а с обоих его бортов были видны простирающиеся на несколько километров спокойные коричневые воды. На горизонте прорисовывалась тонкой темной линией сельва. Она казалась извилистой зеленой пограничной полосой между рекой и небом, проведенной для того, чтобы они не сливались в единое целое, — каковым они, похоже, были когда-то раньше. Небо сверху, река снизу, а между ними, не принадлежа в полной мере ни бескрайнему небу, ни огромной реке, плыло ничтожное деревянное судно, направляясь, по-видимому, куда-то в бесконечность.
Я, не дожидаясь, когда проснутся мои друзья, вылез из гамака и стал прогуливаться по палубе, чтобы размять мышцы и прийти в себя после долгой ночи, ведь поспать мне толком не удалось, потому что большая компания уже слегка подвыпивших бразильцев, которые, решив, что самое подходящее средство от жары для них — это cachaça[4], почти до самого рассвета без устали поглощали этот алкогольный напиток и горланили какие-то местные, видимо, самые популярные, песни с энтузиазмом, доходящим до безумия.
Воспользовавшись наконец-таки установившейся и, без сомнения, непродолжительной тишиной, нарушаемой только глухим гулом двигателя судна, я оперся о перила и стал любоваться изумительным пейзажем. По Амазонке вокруг нас плыли всевозможные листья, ветви и даже целые деревья (иные из них по своей длине превосходили наше судно), которые, вероятно, смыло с берега вместе с корнями во время вчерашнего ливня и которые река уносила с собой на расстояние в сотни и даже тысячи километров, чтобы вышвырнуть их в конце концов в океан, по которому они, возможно, затем доплывут аж до берегов Африки.
Я, пребывая в полусонном состоянии, предавался подобным размышлениям, когда вдруг в нескольких метрах от судна на поверхности воды появилась пара каких-то больших предметов розового цвета, которые затем снова погрузились в воду, выпустив каждый по небольшому фонтанчику воды.
Я перегнулся через перила, пытаясь понять, что же это такое.
— Мы называем их botos[5], — послышался справа от меня хриплый голос.
Я удивленно обернулся и увидел, что один из пассажиров, которые прошедшей ночью неугомонно орали песни, встал рядом со мной (причем так тихо, что я его даже не заметил) и теперь слегка затуманенным взором внимательно разглядывал реку.
— А вы их называете речными дельфинами, да? — спросил он, не поворачиваясь ко мне, на хорошем испанском языке, хотя и с заметным бразильским акцентом.
— Да, — ответил я, снова бросая взгляд на реку, — но я их никогда раньше не видел. Странно, что они розового цвета.
Мой собеседник пару секунд молча смотрел на реку, а затем, обдавая меня запахом водки из сахарного тростника, сказал:
— Это потому, что они — гринго.
— Гринго?
— Легенда реки гласит, — стал объяснять он очень серьезным тоном, — что, когда наступает ночь, они превращаются в красивых гринго, высоких и светловолосых. Когда в деревнях проходят какие-нибудь праздники, они выбираются на берег и, превратившись в мужчин, соблазняют девушек. Те беременеют, а некоторые и вовсе превращаются в botos-самок и исчезают навсегда.
— А может… — предположил я, поднимая бровь, — когда в этих деревнях проходят праздники, девушки развлекаются с обычными парнями, а затем, забеременев, сваливают вину на бедных дельфинов?