И пока я ненавижу Сигура за то, что из-за него распалась моя семья, он делает то, что для него трудно. Если бы он не убедил Эмиссара отпустить меня, я был бы точно казнен за смерть Криса. Он спас мне жизнь. Может быть, я недооценил его?
Сигур идет к воротам, и охранники Легиона встают по стойке смирно.
— Еще минутку, — говорит он им, и поворачивается, чтобы посмотреть на меня своими глазами, похожими на тлеющие угольки: — Надеюсь, ты не будешь возражать, если я спрошу: как там твоя мама поживает?
— Это, должно быть, шутка?
— Шутка? Я так не думаю, хотя я не совсем понимаю человеческий юмор.
Он что, серьезно? Затем меня осеняет. Он просто не знает.
— Мама заразилась вирусом Разъяренных, — говорю я.
Сигур пошатывается, и охранники Легиона бросаются к нему, но я подхватываю его первым и помогаю присесть на ближайшую скамейку.
— Я не понимаю. Я думал, что поэтому Вы прогнали её, — произношу я.
Сигур качает головой.
— Тогда почему? — спрашиваю.
Сигур изо всех сил пытается говорить, но его голос прерывается от волнения.
- Мы поссорились.
— Из-за чего?
— Из-за тебя, — почти шепчет он, — я хотел, чтобы ты жил с нами. Она сказала, что не может поступить так с твоим отцом — ты был всем, что у него осталось. И я поставил её перед выбором — он или я. — Он поднимает свои сверкающие оранжевые глаза на меня. — Она выбрала твоего отца.
— Поэтому Вы изгнали её из Легиона?
— Я не горжусь тем, что сделал, — вздыхает он — Когда она не вышла на контакт со мной в последние несколько недель, я предположил, что она все еще в ярости. Я ничего не знал…
Мама предпочла нас Сигуру? Я запустил руку в волосы. Я ошибался на её счет все это время. Она действительно любит меня.
— Сколько времени у неё осталось? — спрашивает Сигур.
— Немного.
Сигур смотрит вдаль, на его лице не отражается никаких эмоций, так как он пытается переварить все это. Он встает и отходит на несколько шагов.
— Сигур? — зову я, следуя за ним.
Он опускается на колени, его фиолетовая мантия распласталась на снегу, и он испускает низкий, жалостливый вой. Его песня о боли и потере. Горе наполняет меня, пока я слушаю его. Я, наконец, смотрю в лицо правде: мама умирает. Охранники Легиона наблюдают за нами со стены. Песню не подхватывает никто из Дарклингов, они понимают, что это только наше горе и оставляют нас в покое. Когда Сигур прекращает петь, он поднимается и удивляет меня, осторожно расположив руки по обе стороны от моего лица.
— Я хотел бы, чтобы ты пришел в Легион и навестил свою семью.
— Прямо сейчас? — спрашиваю я, опешив.
Сигур опускает руки и кивает.
- Как там, в одном человеческом изречении? Так, не упускай момент?!
Я колеблюсь. Я очень хочу побывать внутри Легиона, мои внутренности аж сводит от этого, но мой отец болезненно воспримет моё отсутствие, не зная, где я могу находиться. С тоской смотрю на Пограничную стену.
Я вздыхаю.
- Мне домой надо. Папа, наверное, там с ума сходит.
— Тогда ты придешь завтра, вместо того, чтобы праздновать день Примирения. Да? — спрашивает Сигур.
Я усмехаюсь.
- Даже дикие лошади не смогут удержать меня.
Металлические ворота открываются, и он проскальзывает внутрь. Ворота закрываются за ним. Я прикасаюсь к грубой каменной стене кончиками пальцев.
Завтра я окажусь по другую сторону стены.
НАТАЛИ
— Поверить не могу, что ты делала это с Эшем! С каких пор ты начала пытать людей? — спрашиваю я, следуя за матерью в лабораторию.
Себастьян и Крейвен уже там, наряду с несколькими Стражами, которые стоят в ожидании перед дверью с серебряной меткой над ней. Они новенькие, я никогда прежде их здесь не видела. Что такого важного скрывает там Крейвен?
Мать поднимает на меня свои холодные голубые глаза.
- Он не человек. Он — бездушный полукровка. Почему ты так о нем волнуешься?
— Я не волнуюсь о нем, — вру я, — Но он невиновен. Он не убивал Криса Томпсона.
— Ну, вряд ли это важно, сделал он этот или нет. Сигур Марвик об этом позаботился, — отвечает мама, её глаза пылают от ярости.
Упоминание имени Сигура напоминает мне, что я видела его наверху с Эшем. Что делал Эш с послом Дарклингов? Почему он не говорил мне, что они знакомы?
— Как смеет Сигур так просто выдвигать здесь требования? Это мой дом. Если он хочет увидеться со мной, он сначала должен получить разрешение, — говорить моя мама, ни к кому не обращаясь, просто произнося свою напыщенную речь вслух.
— Этому Дарку нужно знать свое место, — обращается Себастьян к матери. — Мы должны лишить его дипломатических прав и запретить ему покидать Легион.
Мама язвительно смеется.
- Да я бы с удовольствием, но я должна хотя бы сделать вид, что Сигур имеет какой-то авторитет. Иначе Дарклинги перестанут выполнять его приказы. Он нужен мне, чтобы контролировать всех этих кровососов.
— Не называй их так, — возмущаюсь я, гнев закипает во мне.
— С каких это пор тебя заботит, как я их называю? — интересуется мама.
— А с каких пор ты начала думать, что пытать невинных детей — это в порядке вещей? — парирую я — Серьезно, что с тобой случилось, мама?
— Не смей разговаривать со мной в подобном тоне, юная леди…
— А то что?
— Я буду вынуждена тебя наказать.
— За что? За то, что указала, что причинять людям боль неправильно? — с недоверием говорю я. — Если это вдруг стало преступлением, тогда вперед, накажи меня.
Мама даёт мне пощечину. Моя кожа горит в том месте, где она ударила меня, но я не реагирую. Не хочу доставлять ей такого удовольствия.
— Себастьян, уведи мою дочь отсюда. У меня есть кое-какая работа, — набрасывается она на него. — И убедись, что она не покинет свою комнату. Она под домашним арестом.
Я открываю рот, чтобы возразить, но потом передумываю. Пусть запирает меня — мне все равно. Себастьян берет меня за руку и ведет обратно по металлической лестнице. Я гляжу через плечо на маму, которая разговаривает с Крейвеном.
— Открывай дверь, — говорит она ему, указывая на камеру с серебряной меткой над ней.
— Эмиссар, Вы уверены?..
— Просто подготовь операционный стол, — обрывает его она.
— Но ведь он не готов, — кротко говорит он.
— Мне все равно. Мы не укладываемся в сроки, — отвечает она.
Я дергаю Себастьяна за рукав, когда мы достигаем площадки с видом на комнату.
— Я хочу посмотреть, — шепчу я ему, мне очень любопытно узнать, что же скрывают в этой камере.
Вижу, ему тоже интересно. Мы подходим к небольшому стальному барьеру, чтобы получить лучший обзор. Трое охранников осторожно входят в кромешную тьму клетки. Что-то рычит. Слышны звуки борьбы, затем громкий вопль, и один из охранников выбегает из комнаты, его лицо изранено в клочья. Я зажимаю руками рот, чтобы не закричать.
Мама отступает немного, так как оставшиеся два стражника выходят из комнаты, ведя сопротивляющееся существо. Они тянут его на операционный стол, стоящий посередине комнаты и отходят назад. Я начинаю задыхаться.
Это мальчик. Если быть точной, это обнаженный мальчик.
Я не должна смотреть, но мои глаза прикованы к нему. Он моего возраста, низкого роста, со спутанной гривой шоколадного цвета волос, которая окружает кошачьи черты лица. Его кожа медового цвета покрыта коричневыми пятнами, как у леопарда, покрывающими бока и ноги. Мои глаза расширяются, когда я замечаю длинный пятнистый хвост, обвитый вокруг его ноги.
Охранники закрепляются мальчика на столе, и Крейвен быстро делает ему инъекцию. Он сопротивляется и набрасывается на Крейвена, пытаясь укусить его своими длинными, как сабли зубами, его глаза сверкают золотом. Его движения постепенно замедляются, руки расслабляются, он теряет сознание.