Холод проскальзывал под пальто, усталая девушка ощущала, как веки слипаются. Вокруг нее копошились теплые зверята, но они не сумели бы достаточно согреть. Салли обняла ободранные колени, устало свернувшись клубком. Больше она не желала шевелиться. Не за чем. Из черного города все равно бежать некуда, домой возвращаться не к кому.
Салли смотрела на проспект, там на одном из больших домов колыхался выцветающий баннер: «Возможности сделаны в Детройте». Да, возможностей невероятно много — хоть в Президенты — а как их реализовать никто не инструктировал. Но ведь все равны, не так ли? Не так.
Какая же пропасть разверзлась между этим просторным горящим фонарями проспектом и сумрачной подворотней с замерзшей девочкой возле бурого мусорного контейнера!
Смерть — это не так уж плохо, оказывается. Просто заснуть от холода, видя тихонько безмятежные сны чужого праздника. Черный город не услышит ни крика агонии, ни стона о помощи. Лишь наутро случайный патрульный найдет холодный трупик замученной бродяжки, затем ее скинут в общую могилу или сожгут вместе с телами сотни таких же бомжей.
А люди в теплых и уютных домах будут отмечать Рождество, резать индеек и пудинги, радоваться, что прошел еще один год, что они все вместе. Обменяются подарками и фальшивыми или непритворными улыбками, лягут спать, проснутся вновь, глядя с надеждой в будущий день. Они все будут радоваться тому, что судьба к ним милостива. Существование таких, как Салли, большинство просто игнорирует. Ведь никому не нужен чужой негатив, проще и не думать. Ни о неблагополучных семьях, ни о неблагополучных странах, особенно, если «мой дом — моя крепость». На остальных начихать. Как и на весь мир, проще объявить его враждебным или недоразвитым. Как и Салли, например. Проще с широко закрытыми глазами твердить, как все прекрасно, как чудесно жить частью избранной нации в избранной стране. И рушить весь остальной мир, топтать судьбы миллиардов людей, да чужими все руками. Проще… Да вернее ли?
А она… А ей наутро тоже станет хорошо. Может быть, небо все-таки не забудет, что и в аду случайно родился ангел, может, вспомнит о ней. Ведь она еще никому не делала зла. Только отвечая добротой и смирением на любое зло и оскорбления не добилась ничего, ничей милости в этом мире без чудес.
Салли больше не плакала, она почти улыбалась, она видела свет, много света, почти не ощущая холода. Вот и все — душа медленно отделялась от тела, как ей казалось. В эту чудесную ночь нашелся иной путь вырваться из тьмы. Она летела навстречу сиянию, там ее наверняка ждала мама. Салли искренне верила, что мама погладит ее по голове, обнимет. И больше не будет боли и зла, и не станет холода. Смерть порой не так ужасна, как жизнь… Салли окружали сотни рождественских огней, настоящих, теплых. И никто не сумел бы разрушить этот праздник. А тело — это лишь символ, опознавательный знак, временный костюм души. Уже не страшно его оставить.
— Знакомая куколка, — вдруг послышался голос, вновь опрокидывая в эту грязную реальность. Салли открыла глаза, челюсть свело судорогой ужаса, желудок подкатил к горлу — перед ней стоял Хайделл. Наверное, «общипывал» по старой привычке богачей в торговых центрах. В толчее с горами подарком люди нередко не замечали, как пропадал бумажник.
Салли испытала испуг напополам с обидой — черный город даже умереть ей не позволял. Но вновь вернулась окончательно на землю, резко вскакивая, отшатываясь от парня.
— ***! ***ть ты дерганая! Передай своей подружке Рози, что я к ней еще загляну! — рассмеялся ей вслед Хайделл.
Салли вновь бежала прочь, точно мрачные тени вечно преследовали ее. За что же она это заслужила?
Она посмотрела по названиям улиц, где оказалась и скоро сумела вернуться обратно, к обшарпанной громадине своей многоэтажки. Рядом стояли несколько заброшек, люди оттуда разъехались еще давно. Астрономическое количество заброшенных зданий здорово способствовало развитию банд, они заводились в разбитых никому ненужных строениях, как черви в гнилом мясе. А их вот все еще не расселили перед сносом, да они были изначально неблагополучными. В окнах не маячило гирлянд, никто не носил подарки, редко улыбались на трезвую голову.
Салли остановилась на пороге этого склепа для живых, нервно сглотнула. А ведь отец мог все еще поджидать ее… там. Салли вздрогнула, представила отца, вспомнила Хайделла. Из огня да в полымя. Еще неизвестно, кто хуже. Все-таки с Хайделлом они хотя бы не состояли в кровном родстве. Может, и стоило ему сдаться? В ее ситуации это являлось неизбежностью рано или поздно. Хотя мало ли какие идеи хранила голова с коротким ирокезом, ведь явно же с садистскими наклонностями. Нет, только не с ним. Но и не с отцом!
Куда идти? Или вновь вернуться в центр и там замерзнуть? Такой поступок означал самоубийство, а это грех. Странно ее преследовало повсюду сознание греха и невозможности избежать его. Впрочем, представления о вере девочка имела весьма смутные, разве только душа просила чего-то, требовала иного мира, в котором есть нечто лучшее. Она видела свет, почти дотронулась краешком сознания до него… Но вновь ее окружали бесконечные улицы, гигантские артерии города с легкими заядлого курильщика и железобетонным сердцем. До ночных скитаний и ужасов одной тощей попрошайки никому не было дела.
Салли не хотела сваливаться такой нежданной обузой к Рози, вскоре сообразив, что не представляет, где и живет подруга. За пределами рабочего места они почти никогда не общались.
Тогда-то девушка вспомнила о смятой салфетке, потянулась к карману джинсов, доставая адрес, с трудом разбирая в свете мигающей лампочки подъезда номер квартиры и этаж. Странно было вот так заваливаться к незнакомому парню и прямо просить о защите. Но отчаяние порой толкает на поспешные шаги. Рози говорила, что он вроде надежный, вот о Хайделле все знали, что он дурной.
Салли поднялась на третий этаж, немного помявшись, позвонила в дверь. На пороге вскоре показался высокий молодец лет восемнадцати с квадратным подбородком и «двухэтажным» горбатым носом.
— Ты Алекс? — спросила безразлично Салли.
— Да, — протянул парень, глянув на нее сверху вниз. — А ты ничо, симпотная.
— Спасибо, — пробормотала Салли без энтузиазма.
— Это о тебе говорили Джон и Рози? — расплылся в кривоватой щербатой улыбке молодой человек.
— Да.
— Ну так заходи! — засветился самодовольно Алекс, твердя взволнованно, очевидно, самому себе. — ***! А я-то почти отчаялся найти себе девушку. Ну с моей-то рожей…
В тот вечер в душе у Салли что-то раз и навсегда оборвалось, смерзлось. У ангела больше не было крыльев. Да какой она ангел? Тряпичная кукла, забытая в коробке на гаражной распродаже. Плюшевое сердце, подушечка для английских булавок.
Так у нее появился первый парень, который немедленно облапал ее и, похоже, сразу начал считать, что она его собственность. Иначе с людьми здесь не обращались, особенно, с женщинами. Закон силы — закон каменных джунглей.
Но этот парень хотя бы вроде не бил, и Салли надеялась скоро совсем свалить от отца под законным предлогом. Впрочем, Алекс тоже немало пил и поговаривали, что покупает у самого Хайделла наркотики. Но на тот момент Салли казалось, что и Алекс сойдет как охранник.
То, что он попросил в качестве «оплаты», своеобразного древнего бартерного обмена, показалось девушке ни приятным, ни неприятным. Просто плата за то, чтобы не домогался собственный отец и не ошивались слишком близко громилы из банды Алекса. А главное, чтобы Хайделл отстал. Но тот отличался настырностью.