Убедившись, что за дверью тихо, девушка достала ключ и вошла. Тихо! Пока тихо!
Салли не любила смех, потому что обычно он следовал вместе с пьянками отца. Беспричинный грубый гогот за фанерной стеной. Она до смерти пугалась любого резкого звука, когда шло очередное «веселье» в их квартире. Когда отец выигрывал и был в милости у самого главаря-Алекса, то порой у них устраивались настоящие оргии с продажными женщинами.
Салли — тогда еще совсем ребенок — либо сбегала к соседям, либо накрывалась с головой одеялом, забиваясь в дальний уголок своего закутка. Помнила как-то случай, произошедший с ней в четырнадцать лет. С тех пор она кошмарно боялась Хайделла, ежилась от самого имени. Тогда к отцу пришла вся банда, они даже за что-то благодарили его. Конечно, напивались и курили наркотики. Хайделл в этом был едва ль не первый. Все косил под рок-звезд с коротким ирокезом и уймой татуировок. Да только агрессии в нем содержалось, как в цепном псе или склочной гиене. Сам тощий, но верткий, как угорь и покрытый мелкими шрамами от бесконечных драк, всегда первый лез; а еще часто приставал к женщинам. Иногда просто, чтобы попугать, иногда действительно с грязными намерениями.
В тот вечер он выпивал вместе с отцом, как и все. И даже не устраивал потасовок. Салли как всегда сидела за фанерной стеной в полумраке, потому что в квартире висела всего одна лампочка без абажура. Обычно в зыбкое укрытие не лезли «гости» отца. Хотя она боялась с детства мужланов с грубыми рожами. Но вот дырявая простыня отдернулась, и показалось это чудовище. Девушка четко помнила мерзкую улыбку с безвкусной серебряной коронкой на левом резце и жадно горящие сизые глаза.
— Эй, да ты тут такую куколку прячешь! — облизнувшись, присвистнул Хайделл и потянулся к девочке. Салли бессильно заплакала, заслоняясь руками. Но что она могла? Вечное бессилие.
— Отвали от нее, Хайделл! — окликнул его тогда Алекс. — Она еще ребенок!
С этими словами главарь оттащил своего дерганого братца. С тех самых пор Салли страшилась еще раз застать в квартире незваного гостя. Но на фоне огромного внушительного Алекса Хайделл казался даже жалким. Салли ненавидела жалких и одновременно злых. Вот таких же, как отец. Так что она не любила смех и ухмылки, они не предвещали ничего хорошего.
Впрочем, если отец возвращался один и с низко опущенной головой, мрачный, набычившийся, то это означало одно — вновь проиграл в карты. И в таком состоянии он был еще опаснее.
— Че так мало, ***? Ты работала вообще? ***! Ну о***ть! Лучше бы на панель вышла, — говорил он обычно в такие дни, выгребая все до последнего цента. Что-то в таком роде она услышала и в этот вечер, уже не придавая значения этим словам.
«Чтобы ты проигрывал еще больше?» — подумала язвительно девушка, но вслух не смела произнести. Не хватало ей еще фингала под глазом или пощечины наотмашь. Она просто отдала деньги, однако в тот вечер что-то изменилось… Она поймала взгляд собственного отца. И он показался ей похожим на кого-то. И тут же вспомнила: да, Хайделл тогда смотрел на нее так же, неоднозначно и жадно. Но что это предвещало со стороны отца? Салли боялась даже помыслить об этом. К счастью, усталость быстро свалила ее, отдав в объятия тревожного сна. Но наутро она вновь увидела, что отец будто следит за ней. Сделалось страшно… Она так устала бояться!
«Может, Рози подскажет?» — решила девушка. Она еще верила, что подруга способна ей помочь. Рози никогда не падала духом, как казалось.
========== 2. Растворяясь в грязи городской ==========
Растекались лужами слёзы их,
Дети плавились, попав за воротник,
На ладонях таяли… И стали водой,
Растворяясь в грязи городской.
Сотни подошв портят их тела,
Бледная кожа слишком тонка,
Рвётся и рвётся снежная ткань,
Корчатся от боли с мольбой: перестань!
© Your Schizophrenia «Winter Requiem»
За окном пролетали лепестки снежинок. Белые мотыльки выделялись на фоне закопченных стен и молчаливых труб заброшенного завода. Он плыл черной тенью, простирая свои крылья, как паук лапы. В тот день ей исполнялось восемнадцать, вроде бы… Ведь никто никогда не отмечал, никто не вспоминал о ней. Еще один день из многих, подернутых болотной завесой ее жизни.
Салли быстро добежала до своего места работы, ежась в легком пегом пальтишке, которое она ухватила на чьей-то гаражной распродаже. Кто-то уезжал из этого города, кто-то вырывался в лучшую жизнь, находя работу. И не тащил с собой много вещей, точно оставляя вместе с ними все прошлые печали. А Салли словно надевала их вместе с вытертым секонд-хендом.