Так двигались несколько часов. Горы выродились в невысокие предгорья, лес сменился степью, лишь кое-где разбавленной чахлыми, видными на просвет рощицами низкорослых деревьев. Солнце прочно закрепилось над головой, нагревая блестящие шлемы и кольчуги. Вдруг Ван поднял руку.
– Стой! – зычно крикнул Владигор и дружинники с радостью замерли.
– Чёрный, – вполголоса произнёс скрытник.
– Значит, что?
– Значит, дуем назад ровно полста вёрст. Там этот ирод и будет, – подытожил Буривой.
– Людям передых надобен, – заботливо заметил коназ.
– Вот посинеет сызнова, тогда и передохнём.
На привал остановились через полчаса, в хилой, едва прикрывающей от яркого солнца рощице. Коней не рассёдлывали, кашу не варили. Всадники устало сползли с сёдел и тяжело плюхнулись в жухлую траву.
Кое-как перекусили, напоили лошадей и дали им с час попастись. Вскоре отряд уже продолжал движение.
Прошло ещё три часа, когда Ван вновь обратил внимание коназа.
– Снова чёрен, батюшка. Ушёл Карагоз.
– Не может быть! – возмутился за командира Бравлин. – Мы же навстречу движемся. Не мог он уйти.
– Однако в круге на полста вёрст его нет.
– Ну, ежели сбежал! – взвился Владигор. – Из-под земли достану! Слушай, скрытник, а у него не может быть своего амулета? Такого, чтобы ты его не видел.
– Этот камень на его крови замешан. Нет от него укрытия, хоть в гору спрячься, хоть в землю заройся.
Коназ соскочил с седла и с рёвом побежал по кругу. Воины почтительно молчали.
Три месяца дружина скакала по диким землям, но так и не нашла бандита. В другом случае, может, и бросили бы давно, подали царю прошение на вызов службы особой, поисковой да расследственной, но не сейчас.
Три месяца назад на дальний хором, куда уехал для проверки и обучения местной дружины коназ, отправились и его жена с дочкой. Всё честь по чести, с десятком бывалых воинов. Но перехватили их в пути люди татя и разбойника Карагоза. Жену обесчестили и зарезали как овцу, ножом по горлу, воинов, кого самострелами положили, кого мечами. Дрались не по чести, с амулетами и холодным чёрным колдовством. И трое одного били, и дубиной из куста, и самострелом с дерева, и ледяной морокой, и многими нечестивыми хитростями. Почти весь отряд полёг на лесной дороге. Конежну Беляну спасло только то, что ехала она в возке другом, да чуть приотстала. Ой, хорошо молодой девице было видно, как издеваются над матерью, как убивают знакомых с детства ратников. А потом и их возок заметили. Молодой, да разумный воин Боян, бывший тогда за возчика, умудрился выскочить в чащу сам и девицу вытащить, тем и спаслись оба.
Они пришли в хором через два дня, усталые, голодные, грязные и единственные живые. Первые дни Беляна ни слова не сказывала, лишь потом в себя приходить начала. Но ни на двор выходить не желала, ни к дружине. Один лишь человек смог её расшевелить, да и тот пришлый из тайной стороны, Ки-тая, странный человек, то есть путешественник, Ван.
А коназ до вчерашнего дня и не знал кто есть таков их непонятный гость. Принял его сперва за перехожего, мало ли странников по дорогам ходит. Приглядывали, конечно, но чужак вёл себя с вежеством, дурного за ним не видели. А уж когда после его уроков конежна совсем в себя пришла, даже улыбаться иногда стала, довольный отец и вовсе успокоился. Наказал лишь двоим бойцам наблюдать за ученицей, да и то, больше не из боязни, как бы странник не обидел девочку, а для собственного спокойствия.
А сам же поклялся перед ликом, что найдёт обидчика и лично покарает. С тех пор каждый день десяток дружинников колесил по диким землям в поисках Карагоза.
И вдруг тот пропал, как в воду канул. Да и то, если б в воду, амулет, поди, нашёл бы, недаром на крови замешан.
Владигор стоял у тонкого, двумя ладонями обхватить, дубка и пытался придумать, что делать дальше.
А главное, никто этого Карагоза-то и в лицо не видал. Местные, у которых дружина пытала про татя, описывали только доспех. Правда, в один голос и почти слово в слово. На это и была вся коназова надёжа. И вот сейчас пропала последняя ниточка.
– Коназ-батюшка, – Ван аккуратно тронул Владигора за литое кольчужное плечо.
Тот дёрнулся, но не повернулся.
– Тебе жить дальше надо.
– Да на что мне жить-то? Какой-то тать лесной жену обесчестил и как козу зарезал, дочку чуть не потерял. И даже отомстить не могу.