Сейчас произошло что-то подобное. Караван остановился, все мужчины, а их за неделю Платон насчитал двадцать два человека, выстроились в подобие линии справа от тропы. Воины были одеты в кожаные нагрудники, шлемы, у кого кожаные, а у кого и стальные. Лучники спешно натягивали тетивы.
– Что случилось? – лениво спросил Платон у Поданы.
– Тохтач, – в своей непонятной манере ответила женщина.
Платон некоторое время молчал, переваривая незнакомое слово, катая его на языке, будто это могло объяснить смысл задержки. Так ничего и не поняв, переспросил:
– Что Тохтач?
– Мы же по его земле движемся. Вот он и приехал за платой. Бой будет.
– Почему?
Платон по-прежнему ничего не понимал. Пусть чужая территория. Заплати и иди дальше, как в метро на турникете. В Москве как раз стали менять механизмы входа на станциях с советских, открытых, на новые, закрытые, и сравнение очень удачно пришло в голову.
– Так жаден наш Асават аки змея. Целиком проглотить готов, лопнуть не боится.
– Асават? Это кто?
– Ну и дурень ты, младен, – улыбнулась беззубым ртом Подана. – Седьмицу в клетке Асавата едешь, а как его кличут не знаешь.
– Больно нужен, – проворчал Платон и замолчал.
А в стороне от дороги развивались события. Откуда-то подъехала вторая группа, раза в два больше, и остановилась метрах в ста. Некоторое время оба предводителя свирепо перекрикивались на языке, которого не понимала даже Подана. Воины использовали это время чтобы завершить приготовления к возможному бою. Кто не успел – натягивал на луки тетиву, перебирал стрелы в колчанах. Кто-то доставал топоры и кинжалы, мечей в группе Платон заметил всего пять. Гигант надсмотрщик полез под юбку и вытащил оттуда рогатку Смирнова, и теперь ковырял ногой землю в поисках подходящего камня. Ни о какой дисциплине и слаженности действий не могло быть и речи.
От леса в этих местах почти ничего не осталось, лишь тёмная полоска на горизонте, в предгорьях, говорила о густой зелени. Вокруг каравана бурела пожухлая трава высотой до пояса, из которой кое-где торчали каменные валуны, и иногда встречались жёлто-бурые песчаные солончаки.
Бой начался внезапно. Лучники противника неожиданно и одновременно подняли луки и в воздух взлетела пара десятков стрел. Залп прошёл почти впустую, потому что защитники дружно закрылись деревянными, а кто и соломенными, щитами. Лишь пара вскриков говорили о том, что кое-кого всё-таки зацепило.
Щиты опустились, но, как оказалось, рано. В воздухе уже гудели стрелы второго выстрела. На этот раз простейшая воинская хитрость сработала. Треть бойцов Асавата повалилась на землю. Правда, многие тут же поднялись.
Над травой неспешно поднималось облако пыли, закрывая от Платона картину боевых действий. Некоторое время он ещё видел, как бежали, крича и размахивая топорами, нападавшие. Как ловко пускал камни, не сходя с места и даже не пригибаясь, надсмотрщик.
Молодой человек даже поймал себя на том. Что смотрит бой, решающий, возможно, и его судьбу, как кино. Без особых эмоций, отрешённо следя за ходом битвы и даже немного болея за «наших».
– А с нами что? – спросил он Подану, тронув женщину за пыльное плечо.
– Так отобьют и дальше поедем.
– А если не отобьют?
– Тоже поедем, но уже с Тохтачом.
Так и есть, подумал Платон. Барану без разницы, кто его на бойню поведёт.
Бой уже угадывался лишь по колебаниям пыльного облака, и многоголосым крикам, частью воинственным, а частью истошным. Время от времени из пыли выскакивала какая-нибудь дерущаяся пара, а то и двое на одного. Бойцы были густо покрыты серым и угадать в них принадлежность к той или другой группе не получалось. Они вырывались из облака, ожесточённо молотили друг друга и, или поднимали следующую полосу пыли, или сдвигались обратно. Иногда пыль оседала, открывая лежащего на земле воина неопределённой принадлежности.
Интересно, как они после боя своих от чужих отличать будут, подумал Платон.
Последние слова в голове смешались, потому что в деревянный пол клетки врезался большой блестящий топор. Его за ручку держала отрубленная по локоть рука. Мощная, жилистая, она была перетянута по предплечью полосой кожи, за которой и кончалась. Виднелась розовая кость, ошмётки мышц, да пара ниток сухожилий.