Раз или два в неделю я исполнял неутомительные обязанности дежурного по эскадрону, а по вторникам и по четвергам занимался с людьми на манеже — его заменяла обычная утоптанная копытами и сапогами полянка.
Строевые смотры, построения, уход за оружием и амуницией занимали массу времени. Коней чистили два раза в сутки, задавая корм строго по часам. Это была обычная скучная рутина. Но все же, большая часть гусар получала немалое удовольствие, занимаясь с лошадьми, чистя их, задавая корм, седлая и обихаживая. При этом многие напевали песни, имели среди животных любимцев и те, понимая, отвечали несомненной преданностью.
Огневая подготовка могла бы быть более углубленной, но патроны нам выдавали в ограниченном количестве. Так что на стрельбище удавалось выбраться всего два-три раза в месяц. Но зато немало времени гусары посвящали оттачиванию навыка владения холодным оружием. В полку среди офицеров и рядовых находились мастера, которые с саблей показывали настоящие чудеса. К тому же, часть гусар была вооружена пиками. Соответственно, они также постоянно с ними тренировались.
Разведывательное отделение оказалось дружной и лихой командой численностью в двенадцать человек. После нас с Некрасовым, третьим лицом в отделении являлся суровый вахмистр Козлов, орудующий саблей с каким-то феноменальным мастерством. Имя у него оказалось замечательным — Нерон Давыдович. В полку его прозвали Цезарем. Причину такого прозвища Козлов до конца не понимал, но очень им гордился.
Раз в неделю мы с Некрасовым и вахмистром Козловым выводили отделение в разведку. Вот тут приходилось попотеть. Получив от Тельнова то или иное задание, мы должны были добраться до указанного места, провести рекогносцировку, а при необходимости нарисовать и карту. Естественно, разведчики должны были знать, что такое топография, география и умели ориентироваться на месте.
Почти каждый раз против нас выступал взвод из другого эскадрона, и мы соревновались, кто кого первым обнаружит или возьмет в плен.
Несколько раз проходили и учения с пехотой — они решали свои задачи, мы свои, попутно налаживали взаимодействие разных родов войск.
Кобылу по прозвищу Канонада выделил мне полк, а второго коня, статного и внушительного, пришлось покупать на собственные деньги. Шмель, так я его назвал, стоил 240 рублей, и выглядел просто замечательно. Ему очень нравился подсоленный хлеб, так что мы быстро подружились.
В конце сентября, когда похолодало, эскадрон перебрался в казармы Чугуева. Здесь, собравшись воедино, полк приобрел настоящий масштаб и солидность — все же, тысяча сабель — это сила, как не крути.
Разговоры в нашей среде шли самые обычные — служба, возможные повышения, перспективы, кутежи, дамы и все прочее, включая музыку и книги. У многих нашлись интересные увлечения — штабс-ротмистр Самохин из 4-го эскадрона был знаменит тем, что собрал внушительную коллекцию трубок и портсигаров. Он являлся завидным курильщиком и знал о табаке все, что требовалось. Около десятка офицеров неплохо музицировали, играя на различных инструментах. Парочка выписывала научные журналы и интересовалась техническими новинками. Еще один прекрасно знал историю, а другой — свыше десяти языков.
Иногда заходили и серьезные разговоры о судьбах России, но в целом офицерство подобным голову не забивало — наше дело верно служить, а думают пусть генералы и министры.
Человек десять просто плыли по течению, ограничившись пьянками, женщинами и картами. В жизни их ничто более не интересовало, но главное, что при этом они оставались добрыми товарищами.
В пятницу и субботу мы посещали театр, неизменно занимая самые лучшие места. И хотя денег многим не хватало, для гусара сидеть где-нибудь во втором ряду считалось неприемлемым. Часто устраивались пирушки в ресторациях. Кто-то отмечал именины, или очередное звание, или радостное событие. Приходили все, отказываться было нельзя.
Постепенно я освоился и чувствовал себя в полку, как рыба в воде. Товарищи меня приняли, давали хорошие советы и всегда могли поддержать не только словом, но и делом.
Осень закончилась, не успев начаться. Зима выдалась короткой и не слишком суровой, все же мы стояли на квартирах в Харьковской губернии. Началась весна. Никто и заметить не успел, как сошел снег и природа ожила.