К тому же, посольству запретили покидать дом. Так что мы просто, день за днем, обпивались чаем, вели неспешные разговоры, играли в шахматы и толком не знали, чем себя занять.
Некрасов предложил тренироваться на саблях, и мы с ним часто и с удовольствием звенели сталью. Кроме того, Тельнов приказал проводить занятия с нижними чинами, рассказывая, что за государство такое Бухара, что здесь за люди и вообще, расширять рядовым гусарам горизонты.
Из приятного следует упомянуть великолепные дыни, арбузы, виноград, хурму, плов и жареную баранину, которыми нас угощали.
А обстановка между тем медленно, но верно, ухудшалась. Если поначалу бухарская стража лишь мелькала в ближайших окнах, то затем посты поставили открыто, а перед домом расположился пикет. Целыми сутками слышался злой собачий лай.
Командовал нашими надсмотрщиками особый чиновник по имени Арслан-ходжа. Толстый, неуклюжий, с глупой физиономией, он даже не пытался скрывать, что подсматривает и подслушивает каждое слово.
Пошли разговоры о посольстве в Бухару 1865 г. под руководством Струве и Глуховского. Они мало того, что ничего не добились, так еще и семь месяцев просидели под стражей, ожидая возможной казни. Что если и нас ожидала подобная судьба?
В один из дней к нам с грохотом завалилось человек сто во главе с Арслан-ходжой. Рук они не распускали, оружия пока не отнимали, но вели себя высокомерно и провели обыск, перевернув все вверх дном. Личные документы не трогали, в карманы не лезли, но сундуки перерыли, а одежду прощупали. Тельнов не схватился за саблю лишь потому, что Аксаков успел удержать его руку и что-то шепнуть на ухо.
Как оказалось, официальным поводом для осмотра стал донос, якобы среди послов находится шпион. Повод выглядел смехотворным. Само собой разумеется, что любое посольство любой страны в любое время занимается не только дипломатическими делами, но и разведкой. Но то, что перед нами так цинично все обставили, говорило о многом.
— Сдерживаемся и молчим, — приказал Аксаков. Тельнова он успокоил, но мы с Некрасовым смотрели на бухарцев без всякой симпатии. Лично я с большим удовольствием представлял, как встречусь с ними в бою.
Осмотр закончился, стража ушла, посольство принялось разбираться с последствиями грубого обыска. Аксаков отправился писать очередную ноту протеста — уже не первую, и надо полагать, не последнюю.
Пришел мирахур. Важно покачивая головой, он сказал, что повелитель правоверных эмир бухарский примет нас тогда, когда Аллах пожелает, а пока же посоветовал запастись терпением.
— Гусары терпением не отличаются, — заметил я Пашино, когда мы с ним разыгрывали очередную шахматную партию.
— А все же потерпеть придется, Миша, — флегматично заметил он. Наверное, Петр оказался самым спокойным из всех нас. — Города берет не только смелость, но и терпение.
На следующий день вновь заглянувший к нам мирахур с довольным смехом поделился, что эмир обдумывает, а не заключить ли нас под стражу.
— Мы — послы, и с нами не подобает так обращаться, — с достоинством ответил Аксенов, старательно скрывая гнев.
— Да, вы послы, но эмир отчитывается лишь перед Аллахом! — последовал ответ.
Еще два дня прошли в каком-то невероятном напряжении. Люди сдерживали раздражение и тревогу из последних сил. Нас продолжали охранять и целенаправленно давили морально, запугивая и провоцируя.
Наконец случилось то, что уже и не ожидали — эмир согласился принять посольство.
Ранним морозным утром в сопровождении внушительной стражи мы покинули дом и двинулись по узким улочкам Бухары к цитадели эмира. Ехали медленно, с подобающей посольству торжественностью. Многотысячные толпы, облаченные в халаты, чалмы, тюбетейки и сапоги провожали нас громкими криками. Причем кричали примерно одно: смерть неверным, отрубить им голову, посадить на кол. Признаться, радости подобные вопли никому из нас не доставили.
Но кричали не все, в основном богачи, различные чиновники, муллы и те, кто имел хороший доход. Добрая половина бухарцев, в основном бедняки, провожала нас заинтересованными взглядами. Жилось им тяжело, нищета, забитость и безграмотность являлись естественным состоянием простого народа. Вот кто-то и начинал чесать затылок, прикидывая, что война и Российское подданство могут изменить их жизнь к лучшему. Тем более, они прекрасно знали, что в Туркестане, Чимкенте и Ташкенте люди вздохнули свободнее.
Опоясанная высокими стенами цитадель эмира стояла на возвышенности. Перед главными воротами находилась площадь. Сами ворота защищали башни, а сверху висели часы довольно аляповатой работы. Их изготовил русский аферист Каратаев, который лет семь тому назад бежал в Бухару, спасаясь от кредиторов, обвинения в казнокрадстве и прочих нелицеприятных поступков, за которые следовало отвечать.