Тухтар никак не мог понять, то ли полыхает заря, то ли глаза застилаются кровавой пеленой.
32. ВСТРЕЧА, КАКУЮ НЕ ЖДАЛИ
С мельницы этой ночью возвращался сын Савандея Терендей. Несмотря на темноту, он узнал Каньдюка. Попутчиков его разглядеть не успел, очень быстро промелькнули подводы.
Куда мог отправиться в такую пору Каньдюк? Да еще в сопровождении стольких людей. Терявшийся в догадках Терендей долго смотрел вслед странному обозу. Заметив, что он остановился в конце улицы, Терендей хотел повернуть и поехать туда, но передумал, пожалел измученную лошадь.
Странная, однако, встреча. А больше не видать никого. Да, что-то все это странно.
Когда вернулся домой, сразу же рассказал об этом загадочном происшествии отцу. Рассказал просто так, между делом. Но отец вдруг забеспокоился, начал дотошно расспрашивать.
— На четырех подводах и тарантасе поехали? А сколько же народу? Как одеты? Что на телегах нагружено?
— Да не считал я, сколько людей. Но человек двадцать наверняка наберется. Одежду не разглядел. Темно, пылища. Во весь опор лошадей гнали. На одной телеге громоздилось что-то большое.
— Так, — скрипнул зубами Савандей. — Достукались. Не успокоился, значит, Каньдюк бабай. Решил выполнить задуманное. Эх, проучить бы его надо! Да хорошенько! Чтобы на всю жизнь запомнил.
Сын удивился. Отец никогда не ссорился с людьми, был добродушным, покладистым, никто от него никогда резкого слова не слышал, а тут зубами скрежещет, грозится, кулаки сжимает.
Терендею нестерпимо хотелось разузнать обо всем поподробнее, но он не посмел расспрашивать: отец не любил, когда совали нос не в свое дело.
Как только перетаскали мешки с мукой в кладовую, Савандей сразу же разбудил Эбсэлема бабая.
— Беда, сынок, — сказал тот. — Собирайся. Если не пресечем этого дела, то пропали.
Старец торопливо спустился с полатей, надел на ноги валеные калоши, на плечи набросил легкий кафтан и взялся за посох.
— Ну, бог в помощь. Идем.
Когда они вышли на улицу, запели вторые петухи. В середине деревни защелкала деревянным языком колотушка, и снова все стихло — кругом царствовала синяя густая тишина.
Эбсэлем с сыном дошли до дома Каньдюка. Савандей поднялся на крыльцо, тихонько постучал, прислушался. В глубине сеней заскрипела кровать. Потом женский, хрипловатый спросонья голос спросил:
— Пришел, что ли, кто? Иль почудилось мне?
— Нет, не почудилось. Каньдюк бабай нам очень нужен.
— Не-ет его до-ома, — протяжно зевнула женщина.
— Тогда мы с Нямасем поговорим. Шибко спешное дело у нас.
Женщина справилась, с кем она говорит, подошла вплотную к двери, но не открыла ее.
— И Нямася нет. — Она опять начала зевать. — Уехали на базар. И отец и сын. Если надо очень, то могу старушку разбудить.
— Не надо, — махнул рукой Савандей. — Спокойной ночи. Простите, что побеспокоили.
— На базар, значит, двинулись? — задумчиво проговорил Эбсэлем. — Выходит, что зря людей беспокоим, отдохнуть не даем.
— Сомневаюсь я в ее словах. Кто ездит на базар таким скопом? К тому же выехали они из деревни с нагорной стороны. Ведь только дураку семь верст не крюк.
— А кто же еще поехал?
— Не опознал он. Да и не важно это. Главное — двадцать человек.
— Эх, бедный, бедный Кестенюк! Уговорил, значит, его этот нечестивец. Такая лиса кого хочешь обхитрит. Самого черта объегорит, да и по-волчьи может за горло взять. С него всего станет.
Куда идти теперь, что предпринять? Немного постояли в раздумье. Не придумав ничего стоящего, решили вернуться домой.
Савандей шагал широко и быстро, но старик, хотя и опирался на посох, не отставал. Брови его были сурово насуплены, лицо сосредоточенно.
Подходя к караульной будке, снова услышали постукивание колотушки. Показался сторож. Дежурил однорукий Сянат.
— Иль приключилось что? — спросил он, почтительно поздоровавшись.
— Не спишь все, братец? — уклонился от прямого ответа Эбсэлем.
— Работа у меня такая — по ночам глаза таращить.
— Каждая работа нужна, милый.
У сторожа появилась надежда скоротать время за разговором. Он зажал под мышкой колотушку, вынул из кармана и сунул в рот резной, с затейливо выгнутым чубуком чилим. Снова полез в карман и достал щепоть табаку. Ловко набил трубку. Орудуя одной рукой, он так же ловко прикурил.