7. «ВОДА СИНЗЕ НЕ ХОЛОДНА»
Синзе празднуют в лучшую пору лета, перед сенокосом, когда зеленый наряд земли еще не потерял своей свежести, не выгорел под палящими лучами солнца. В садах в это время завязываются яблоки, в лесу цветет земляника, на лугах буйствует разнотравье.
Праздник длится трое суток. Работать в это время нельзя. Разрешается только выгонять и пригонять скотину да доить коров. Топить печи, чтобы испечь хлеб и приготовить горячую пищу, можно только ночью, когда спит солнце. За соблюдением этих правил следят строго и каждого нарушителя подвергают какому-нибудь шуточному наказанию.
Перед Синзе каждый, будь то младенец или старик, должен семь раз искупаться в реке или озере. Считается, что это предохраняет от всех недугов и болезней.
В праздничные дни люди с утра выходят на улицу и гуляют до темноты. В избах могут оставаться только дряхлые старики и старухи, которые не в силах двигать ногами, да грудные дети. Того, кто не выходит, выводят силой. Если не почитать Синзе, говорят старики, будет плохой урожай: или засуха случится, или град побьет посевы, или еще какая-нибудь напасть нагрянет.
Молодежь над этим не задумывается — ее привлекает возможность весело провести время, порезвиться в хороводах, похвастать своими обновками. Во время гулянья парни присматривают себе подруг, девушки — дружков.
В Утламыше первыми начинают праздновать дети. Рано утром они выбегают на улицу и веселыми криками возвещают о приходе долгожданного Синзе. Вслед за ними выходят взрослые. Молодежь играет в лапту, в бабки, пробует силу на ремнях. С каждой минутой становится все многолюднее, громче звучат песни, звенит смех.
Все — в белых праздничных нарядах, мужчины — обязательно с непокрытой головой. Все выходят с ведрами.
На каждой улице есть распорядитель праздника. На Нагорной, где живет Шеркей, этого почетного звания удостоен Васюк Тонкош. С перекинутым через плечо белым узорчатым полотенцем, с большим деревянным ведром в руке он важно появляется перед толпой. Его сопровождают два помощника.
Распорядитель почтительно приветствует вернувшихся с малого чукления стариков и торжественно, неторопливо направляется вдоль улицы. Все движутся вслед.
Рядом с Васюком шагают Нямась и сын Узалука Эпелюк, которым не хватило терпения дождаться, пока процессия подойдет к их домам.
— А где Хемит? — справляется распорядитель.
— Тут я, — откликается кряжистый кривоногий парень.
— Назначаю тебя главным поливальщиком.
Лицо Хемита расплывается в довольной улыбке.
Из узкого переулка показалась повозка. Опасливо присматриваясь к приближающейся толпе, возчик свернул с середины улицы и остановил лошаденку рядом с одним из домов.
— А ведь это мижер! — обрадовался распорядитель.
— Интересно, в такой день и он у нас в деревне…
— Как? Мижер в Утламыше, да еще в такой день?
— Ну да! Это кожевник из Какерли.
— Да как он посмел появиться у нас, когда мы празднуем Синзе? — грозно воскликнул Васюк и поманил пальцем непрошеного гостя.
Тот покорно слез с телеги, приблизился. В правой руке он крепко сжимал кнут.
— Так, — многозначительно прогнусавил Нямась, пронзительно взглянув в испуганно моргавшие глаза проезжего. — Скажи, мижер, зачем ты тут, в шерстяные лапти обут? Ты ведь в подполе живешь, пироги из глины жрешь!
— Братец Нямась! Из Буинска я еду, с базара. Не гневайся! — жалобно взмолился кожевник, тряся тощей бороденкой.
— Что?! Повтори, что ты сказал! Я — тебе братец?! — Нямась вскинул ведро и выплеснул воду на голову мижера. Тот рванулся в сторону, но сразу же попал под струи воды из ведер Хемита и Эпелюка. Начали поливать и другие. Мижер замахнулся кнутом, но Хемит ловко выхватил его и, переломив рукоятку о колено, кинул через забор.
Видя, что сопротивление бесполезно, кожевник втянул голову в плечи, сгорбился и закрутился на месте под потоками ледяной воды. Сквозь прилипшую к телу рубашку резко проступали худые лопатки, рот судорожно хватал воздух, рыженькие усы горестно обвисли, по морщинистым щекам, словно слезы, скатывались капли.
— Так его, так его! А ну-ка еще! — подзадоривал Нямась. — Чувствовалось, что для него происходящее сейчас не просто озорная забава, ему доставляло удовольствие унижать человека другого племени.
— Довольно, пожалуй! А то воды в колодцах не хватит, — смилостивился распорядитель. — А ты, мижер, убирайся поскорее восвояси. Да не вздумай еще раз приехать на Синзе. И своим всем закажи!
— Билем, билем[23], — тихо проговорил пострадавший дрожащим от озноба голосом и, отряхиваясь, поплелся к телеге.