Раздалось хмыканье. Танька подняла едва видящие глаза и увидела в дверях Герцога.
— Хороший был сканер…
Не понимая, что он говорит, Танька ломанулась к выходу из комнаты, но напоролась на перекрывающую дверной проем руку Герцога. Танька попыталась поднырнуть, но ее тут же схватили за воротник.
— Ты далеко?
— На вокзал… домой… к черту… — выдохнула Танька, стараясь высвободиться.
— В четыре часа утра? В незнакомом городе?
— Да отвали ты… отпусти! — пыталась разжать пальцы на воротнике ветровки Танька.
— Ну-ка, хватит… — Герцог схватил ее за руки, прижал спиной к себе, потом развернул и прижал к стене, не давая пошевелиться. — В чем дело?
— В вас! — прошипела ему в лицо Танька. — Мало мне психушки? Вы на хрена это все затеяли? Шутники… недоумки… Что вы из меня делаете? Игрушку?
Герцог молча смотрел на нее в упор своими металлическими глазами и не отвечал.
Танька выдохлась и обмякла.
— Закончила истерику? — спокойно спросил Альба. — Слушать готова или подождать еще?
— Ну? — смущенно спросила Танька, чувствуя, как кровь приливает к щекам и пульсирует в сосудах на шее.
— Никто из тебя ничего не делает. Мы — те, кто мы есть. И ты та, кто ты есть. Ты сама это знаешь. Никто тебя за язык не тянул. Вытащить — да, попробовали. Ну и вытащилось. Твое. Собственное. Понимаешь?
Герцог говорил спокойно и размеренно, неприятно напоминая Танькиного лечащего врача в областной клинике. «Ну, еще бы… а как с буйными истеричками еще говорить?» — отвесила себе мысленную плюху Танька.
И тут ее еще раз сплющило, да так, что она едва не стекла по стенке. И стекла бы, и спрятала лицо в колени, но ее крепко, всем телом прижимали к стене.
— Так это что? Все на самом деле? Существует? — выговорила она непослушными губами.
— Дошло, — засмеялся Герцог. — Не прошло и года…
Танька закрыла глаза и начала уплывать куда-то в черную и глухую темноту, где было спокойно и тихо, и не было ничего и никого.
— Э-э… ты чего? Ау! — Герцог сильно встряхнул ее, потом больно и резко ударил по щеке.
Танька, не открывая глаз, вцепилась ему в плечи.
— Еще раз…
— Что «еще раз»?
— Стукни… мозги прочищает…
— Э, нет… хватит…
Он обнял ее уже как-то по-иному, Танька почувствовала его губы на своих скулах, потом на губах.
В дверь постучали.
— Можно? — раздался отчетливо издевательский голос Маршала.
— Нет! — рявкнул Альба и засмеялся. Танька засмеялась тоже.
— Ну, совет вам да любовь… — прозвучало из-за двери.
— А пошел ты! — не сговариваясь, хором ответили Танька и Герцог, и опять рассмеялись.
Дальше все было нереально хорошо, так, как быть просто не могло, но все же было. Танька никогда не подозревала, что ее тело может взрываться, и разлетаться на осколки, и умирать, и тут же воскресать, и вновь рассыпаться на множество искр и шаровых молний. Они не могли оторваться друг от друга долго, очень долго, и Герцог встал на минутку — задернуть шторы от яркого солнца, а Танька вдруг уткнулась в подушку и раскисла.
— Ну что ты… — обнимал он ее, кусая за уши. — Что случилось?
— Не знаю… — прятала лицо Танька. — Не надо уходить…
— Куда же я ухожу?
— Никуда не надо…
— И спать не надо?
— И спать — не надо! — Танька вновь обвилась вокруг него, требовательно царапая по спине.
— Кошка…
— Нифига не кошка… — мурлыкала Танька, плавясь под горячими руками и жмурясь от коварного, все равно пролезающего в комнату солнца. — Хуже.
— Что же хуже-то? — деланно закатывал глаза к потолку Герцог.
— Я хуже…
Заснули к обеду. Или около того. Танька уже и не помнила. Постель оказалась слишком узкой, и ей не удавалось откатиться к стенке и завернуться в покрывало. Пришлось спать так, наполовину придавленной весьма весомой герцоговой фигурой. Танька этого не любила, а потому сна не удалось, так, полудрема-полубред.
Когда она проснулась, в комнате она была одна. Нет, не одна. В комнате обнаружилась кошка. Обычная серая подзаборница. Кошка бесцеремонно улеглась Таньке на грудь и смотрела в лицо, щекоча ее подбородок длиннющими белыми усами. Танька открыла глаза и показала кошке язык. Кошка слегка дрогнула веком, но уходить не подумала.