Выбрать главу

Конуэй наблюдал за немцем, слегка нахмурив брови. Он сам часто не мог объяснить, как включается его внутреннее чутье; в настоящий момент ему было известно только одно – это чутье заработало, и к этому следует отнестись всерьез. Он решил, что дождется, когда немец пройдет иммиграционный и таможенный контроль, чтобы увидеть, кто его встречает. «Не будем терять времени и не дадим прессе опередить себя», – подумал Конуэй, убрал бинокль, вернулся в здание аэропорта и сквозь двери главного входа стал высматривать машины на стоянке перед зданием: кроме такси, здесь было три легковых автомобиля, один из них – «мерседес», не исключено, что для заинтриговавшего его гостя. Немного погодя пассажиры «юнкерса» один за другим стали появляться из зала таможни. В «мерседес» села женщина с ребенком. Вскоре были разобраны остальные машины. Более дюжины их отъехало от аэропорта, прежде чем вышел человек в кожаном пальто.

Конуэй продолжал наблюдение. У него не было сомнений, что этот человек – военный или бывший военный. Знаки различия на лацканах отсутствовали, но они определенно были там прежде: в местах, где должны находиться петлицы, виднелись дырочки. Его багаж составляли небольшой чемодан и портфель. Зажатая под мышкой трость, по-видимому, использовалась без особой на то нужды.

В зале немца никто не встретил, перед зданием аэропорта – тоже. Да и вообще должен ли был кто-то его встречать? Старенький «опель» Конуэя стоял за углом. Обычно, чтобы задать пассажиру несколько вопросов, он прибегал к уловке: предлагал интересующему его человеку подвезти его. С отъездом последнего такси его внутреннее чутье вновь напомнило о себе. Конуэй поверил в свою удачу.

Немец с удрученным видом направился к вращающейся двери. Выждав момент, Конуэй подошел к нему и сказал:

– Я еду в Стокгольм. Не желаете ли присоединиться?

Он бросился к автостоянке за углом, где вновь ему улыбнулась удача: машина, что было для нее нехарактерно, завелась с первого раза. О, дьявол! Он забыл взять газеты. Вернуться? В этом случае можно упустить немца. А если тот окажется пустышкой, день можно считать потерянным. И все же он чувствовал, что его немец – еще та штучка. Несмотря на хромоту.

Черт с ними, с газетами! Включив передачу, он уже выезжал со стоянки, когда перед его носом промчался «ситроен» и резко затормозил у входа в аэропорт. Из машины выскочил какой-то человек и, преградив немцу дорогу, заговорил с ним. Подъехав ближе, Конуэй увидел встревоженный взгляд немца, затем – отрицательное покачивание головой. Вновь прибывший указывал на свою машину с видом, не допускающим каких-либо возражений, чуть ли не приказывая. Немец вновь помотал головой, отказавшись. Конуэй, как зачарованный, остановился за «ситроеном» и быстро вылез из машины.

– Я повторяю: это – приказ!

– У меня – другой приказ! – ответил немец.

– Вы отказываетесь?

– Категорически.

Человек несколько мгновений колебался, но, увидев приближающегося Конуэя, быстро сел в «ситроен» и уехал.

– Все еще хотите ехать со мной? – спросил Конуэй.

– Благодарю вас.

– Тогда садитесь.

Конуэя заинтересовало, действительно ли немец был несколько напуган, или ему только показалось. Отъехав от аэропорта, он произнес:

– Похоже, ваш приятель остался не слишком доволен.

– Да, – прозвучал односложный ответ.

Конуэю были знакомы манеры этой односложной изъясняющейся господствующей расы, из представителя которой ему предстоит вытягивать информацию. Делать нечего, придется копать. Главное – соблюсти последовательность: кто-когда-где-почему-что? В первую очередь – имя.

– Меня зовут Джо Конуэй, – представился Конуэй. – При этом я не англичанин.

Немец поднял на него свои серые глаза. Узкие, с жестким, сверлящим взглядом. Нос – заостренный, вместо рта – узкая щелочка.

– А кто вы?

– Ирландец.

Конуэй сморщил от сожаления губы: информацию получил немец, сам не выдав никакой. Он стал напирать дальше:

– Между прочим, это – город в Уэльсе.

– Что – это? – спросил немец.

Конуэй протянул ему руку для рукопожатия:

– Конуэй.

Последовала секундная пауза, прежде чем его рука была пожата – сдержанно, но достаточно крепко.

– Раш, – произнес немец и добавил: – А вы – настойчивы.

– Тому – мать виной, – пояснил Конуэй. – Всегда говорила мне, что людям нужно представляться подобающим образом. Теперь это вошло в привычку.

Он занес имя в мысленно начатое им досье. Раш... Похоже, оно вызвало в его памяти какой-то далекий отголосок, но – не более.

– Вы были прежде в Стокгольме?

– Нет.

– О, это – чудный город. Надеюсь, у вас будет время его посмотреть.

– Я тоже надеюсь.

– Как долго собираетесь пробыть здесь?

Немец, повернувшись к Конуэю всем корпусом, стал пристально разглядывать его. Конуэй перехватил взгляд Раша и увидел, что тот улыбается. А может – и нет; скорее, это было похоже на движение губ.

– Это – беседа или допрос? – резко спросил Раш.

– Всего лишь болтовня, – ответил Конуэй, возвращая взгляд на дорогу. – Ирландцы, знаете ли, все такие. Не выносят молчания.

Было ясно, что Раш не только выносил молчание, но и любил его.

– Не кажется ли вам, что немцы – довольно шумный народ? – задал Конуэй дерзкий вопрос и вновь взглянул на своего пассажира, подумав при этом, что он, пожалуй, такой же шумный, как череп в историческом музее.

– И хорошо вы нас знаете?

– Прожил у вас два года. В Берлине. (О, черт! Опять он отдал больше, чем получил.) Я слышал, сейчас там – изрядный кавардак.

– Да, сейчас – кавардак. Однако, уж коли вам угодно поговорить, расскажите мне что-нибудь о Швеции.

– Рассказать, можно много, дороги до города для этого не хватит. Но если вкратце, то здесь почти всего не хватает, кроме того, что сделано из дерева. Вы можете купить миллион коробок спичек, но получите при этом только сорок пять сигарет в неделю. Мы читаем толстые газеты и пьем суррогатный кофе, но почему-то избегаем эрзац-чай. Все шиворот-навыворот.

От аэропорта Бромма до «Гранд-отеля» было всего семь километров. Половину этого пути они уже преодолели.

Конуэй спросил:

– А насколько плохи дела в Берлине?

Последовала пауза, после чего Раш ответил:

– Люди уже сыты всем по горло.

– И они понимают, что война проиграна?

– Кроме дураков.

Конуэй взглянул на Раша с изумлением. Еще ни один немец не отвечал на этот вопрос утвердительно. Обычно следовали ссылки на секретное оружие и гений фюрера. Ну что же, день не пропал зря. По крайней мере, информацию он получил. Но ее следовало бы развить.

– А сколько это еще будет продолжаться?

– Берлин?

– Война.

Раш задумался над вопросом.

– Три месяца или чуть больше.

– Невеселая перспектива.

– Да.

Конуэй не только получил информацию – в нем поселилась твердая уверенность, что из этого «необыкновенного» немца можно выудить и не такие сокровища.

– Может быть, мы поужинаем сегодня вместе?

– Сомневаюсь, что буду свободен.

– А если будете?

– Тогда, возможно, и поужинаем.

В поле зрения появился «Гранд-отель».

– Вот и приехали, – сказал Конуэй. – Я позвоню вам чуть позже по поводу моего предложения.

В то время, как немец проследовал к отделанному изысканным орнаментом главному входу отеля, Конуэй завернул за угол, запарковал «опель» и вошел в здание через боковую дверь, торопясь в пресс-центр, устроенный в отеле шведским министерством иностранных дел. Он повесил пальто и подошел к сидящей в центре зала дежурной секретарше. Ее обаяние очень часто помогало журналистам устранять препятствия, возникавшие в их работе.

– Как вы думаете, к вечеру здесь будут свободные места? – спросил Конуэй.