Моя внебрачная баронская дочь. Наследная принцесса захудалого королевства…
— И все ты врешь, и нет у тебя никаких «других целей», — не унималась Ленка. — И вообще целей нет. Пока все люди зарабатывают деньги, стремятся добиться успеха, ты плывешь, по течению как… как бревно!
«Спокойно, — приказал я себе. — Сократ своей жене деньги платил, чтобы она его оскорбляла, и тем самым тренировал дух… Или не жене? А, неважно».
Если бы Ленка на секунду замолчала, стали бы слышны питерские весенние звуки: шум, шелест, шипение, плеск воды, звонкие редкие удары капель по жестяному подоконнику. Капли бежали по стеклу, как строчки японской скорописи или загадочные символы на экранах компьютеров Сиона в «Матрице». Казалось, они несли послание, которое я пока не могу прочитать. Даже если оно адресовано лично мне. Потому-то я и жду. Но чего?
— Допустим, я плыву по течению, — терпеливо согласился я. — Но не как бревно. Я присматриваюсь. Объясни, почему я должен прилагать усилия, чтобы плыть туда, куда мне не хочется, да еще наперегонки со всякими придурками?
— А что тебе хочется? Ты сам-то знаешь?
— Ты опять права, — сказал я кротко. — Да, я не знаю, куда плыть и зачем. Да, я вообще не знаю, зачем живу.
Сказал, чтобы подразнить ее, — и вдруг понял, что так оно и есть.
И вокруг сразу все словно осветилось холодным, безжалостным светом. Так всегда бывает, когда случайно признаешься себе в чем-то неприятном, что от себя долго скрываешь.
— А пора бы уже узнать!
Тут Ленка принялась меня поучать и понесла такие банальности, от которых меня просто затошнило.
— Жизнь — жестокая штука, Леша. Все мы в ней — хищники или жертвы. Или ты — или тебя. Другого выбора нет. Ты не будешь прятаться от нее всю жизнь за родительской спиной. Пора уже повзрослеть, стать мужчиной… Хотя нет, тебе это не грозит. Настоящий мужчина — это хищник, он зубами вырывает из жизни все, что хочет. Это то, на что ты не способен…
«Побить ее, что ли? — лениво подумал я. — Вожжами!»
Шум ливня снаружи усиливался. Ленке приходилось повышать голос, чтобы перекричать дробный грохот воды, падающей с крыши на подоконники. Окно словно заливалось слезами. На его нижнем крае налипло сантиметров пятнадцать талого снега. Первый весенне-зимний ливень весело выбивал азбукой Морзе таинственное послание, которое я не могу прочитать. Потому что не знаю кода. Нужен код. Но как его отыскать, когда тут из тебя насильно пытаются сделать хищника?!
«Хищник, настоящий мужчина! — обозлился я вдруг. — Господи, какие пошлости! И где она их понабралась? Наверно, от этого своего хмыря на „крайслере“!»
— А ты кто, Ленка? — спросил я. — Хищник или жертва?
— Я?
Ленка растерялась. Похоже, сама себе она этот вопрос никогда не задавала.
— Хочешь, я тебе скажу? — предложил я.
Холодная ясность сознания, сошедшая, когда я сам себе в глаза сказал горькую правду, еще не покинула меня, и я отстраненно взглянул на Ленку.
И тут как будто лопнула последняя связывавшая нас нитка, и я увидел Ленку со стороны, как чужого человека. Даже не как человека — а как чуждое существо другого вида. Не моего — уж точно.
— Ты — хищница, — сказал я, точно зная, что угадал. — Мелкая такая, вертлявая, с маленькими, но острыми зубками. Типа хорька или куницы. Большим, настоящим хищникам ты, конечно, на один перекус, но какого-нибудь беззащитного птенчика вполне сможешь загрызть… Довольна?
Ленка испуганно смотрела на меня, почему-то не пытаясь в своем духе перебить на полуслове. Я вдруг почувствовал, что больше совсем не жалею, что мы расстались. Даже из гордости.
А потом тем же просветленным, холодно-отстраненным взором я посмотрел на себя самого и понял последнее, самое важное.
— А вот я — не хищник. И знаешь, я этому рад!
Что-то звякнуло прямо над головой. Вокруг резко стемнело. На стол с нежным звоном посыпались осколки стекла. Ленка, взвизгнув, вскочил а на ноги. В нашу сторону снова с любопытством обернулась вся очередь у раздачи.
— И чего орать? — спокойно спросил я. — Ну, лампочка лопнула.
— Хорошо хоть не потолок рухнул! Скоро наша шарашка вообще вся развалится, — с отвращением сказала Ленка. — Блин, прямо в стакан стекло попало, пропал компот… Я пошла отсюда!
— Покедова, — я небрежно помахал ей рукой.
Ленка ушла, цокая каблучками по облезлому паркету. Сразу стало так тихо, будто институт вымер. Где-то гудели галогенные лампы, кто-то звякал посудой в пищеблоке. Из плачущего окна на меня глядело мое отражение. Прямые русые волосы — светящимся ореолом вокруг лица. Я вздрогнул — на миг показалось, что лицо чужое. Или что-то в нем не так. Встал и, хрустя подошвами по битому стеклу, пошел в свой отдел.