Когда я выписывал штрафы за парковку, люди порой впадали в ярость — бранились, оскорбляли меня, — и мне приходилось все это сносить. И, если уж совсем начистоту, меня больше оскорбляло, когда тот, кому я выписывал штраф, говорил, что я не настоящий коп, чем позволял себе расистские замечания. Именно тогда я повзрослел. Я усвоил, что значит быть и копом, и мужчиной.
18 июня 1974 года, на свой двадцать первый день рождения, я принял офицерскую присягу в полиции города Колорадо-Спрингс — первый черный выпускник по программе подготовки полицейских кадетов. Сказать, что мне было приятно, — это ничего не сказать. Я творил историю Колорадо-Спрингс, и я знал: что бы ни ждало меня впереди, это будет делом стоящим и захватывающим.
Церемония не обошлась без ложки дегтя. В душе я был бунтарем. Присягу, кроме меня, принимал еще один кандидат, Ральф Санчез, который красовался перед мэром Колорадо-Спингс в модном костюме и при галстуке, в отглаженной до хруста черной рубашке и отполированных черных туфлях. На мне же были аккуратные брюки, тщательно отглаженные (я сам гладил свою одежду, хорошенько накрахмалив ее, еще с начальной школы), темная спортивная рубашка и свободный пиджак. Мне никогда не нравились костюм и галстук, и я не знал, что должен надеть их. Инструкция по поводу внешнего вида на церемонии ограничивалась словом «опрятно», и моя внешность, по моим стандартам, была опрятной. Кроме того, я считал, что выполнил все задания и теперь мне прямая дорога в Департамент полиции Колорадо-Спрингс (ДПКС). Мне не нужно производить впечатление на мэра или на кого бы то ни было своим костюмом с галстуком. Кроме мэра, там присутствовали три члена отборочной комиссии. Моя мама работала и не смогла взять отгул в тот день.
Тот образ, в котором Ральф предстал перед отборочной комиссией, и его подчеркнутая верность «нормам» ДПКС задали тон всей последующей карьере, которую каждый из нас избрал. Завязавшаяся поначалу между нами дружба переросла во взаимную неприязнь уже в первый год. Ральф был старше меня на шесть месяцев, поэтому раньше надел форму патрульного и вскоре стал давать мне понять, что ставит себя выше меня. Он ощущал себя вышестоящим лицом и настаивал, чтобы я относился к нему с почтением, которого он от меня так и не дождался. Он сделался «образцовым патрульным», что у нас в департаменте обозначалось термином «кивала» или, если совсем по-простому, «жополиз». Он всегда стремился угодить тем, кто мог в силу своего положения помочь ему продвинуться по служебной лестнице.
Меня больше оскорбляло, когда тот, кому я выписывал штраф, говорил, что я не настоящий коп, чем позволял себе расистские замечания. Именно тогда я повзрослел. Я усвоил, что значит быть и копом, и мужчиной.
Ральф всегда соблюдал протокол департамента, боясь не то что нарушить его, а даже допустить такую возможность. Иначе, как он полагал по своим узколобым понятиям, он вызовет неудовольствие тех потенциально ценных сотрудников, которые обладали полномочиями продвинуть его личные/служебные притязания на следующий уровень. Так что Ральф и думать не смел о каком-то своеволии. Но это не помогло ему, так как он никому не нравился и начальство департамента смотрело на него пренебрежительно. Более того, в первые шесть месяцев службы в ДПКС, при своем костюме и галстуке, Ральф совершил нечто по-настоящему ужасное.
Патрулируя улицы, он среди бела дня застрелил подростка, промышлявшего грабежом. Ральф говорил, что мальчишка был вооружен и наставил на него ствол, убегая с места преступления. Проблема в том, что оружия у убитого обнаружено не было. Только благодаря виртуозным вербальным трюкам окружного прокурора округа Эль-Пасо Ральф избежал расследования. Он сохранил должность офицера полиции, однако его благонадежность в глазах начальства заметно пострадала. Он продолжал гнуть свою линию «кивалы» в надежде сменить форму патрульного на что-то более достойное, но его по-прежнему игнорировали.
Хотя в душе я был бунтарем и считал себя нонконформистом, мне хватало ума понимать, когда нужно следовать правилам и делать вещи, которые пойдут мне на пользу. Другими словами, я старался не упускать случая бросить вызов «системе» и проверить, насколько я могу расширить границы дозволенного. Я никогда не относился к тем, кто свято блюдет честь полицейского мундира и прочей амуниции.