Она выплыла откуда-то из темноты, и я сразу смог почувствовать ее плоть, ощутить губы, представить ее крепкие мускулы под бархатной кожей.
Она была женщина-воин, я уже от одной этой мысли мне становилось приятно. Я не мог сказать, какой армией она командовала, но держалась она, несомненно, по-генеральски - от нее так в веяло неведомым мне ранее могучим возбуждающим сладострастием.
- Вижу, вы пострадали, - сказала Минако и повела меня, как мне показалось, в какую-то палатку.
- Моя слепота - явление временное, а может, и постоянное. Сейчас у меня нет возможности узнать это точно, - заметил я.
Я почувствовал, что подошел к краю вроде какой-то койки, сел на нее и тут же ощутил, как она мягким прикосновением настоятельно заставила меня прилечь.
- Ну-ка, дайте мне взглянуть.
- Вы думаете, это поможет?
Я вздрогнул от первого ее прикосновения к ране, причинившего мне боль. А потом долгое время ничего не чувствовалось, настолько долго, что мне показалось, будто боль прошла совсем, хотя я не был вполне в этом уверен. Ведь когда постоянно живешь с болью, то свыкаешься и не замечаешь ее. После этого я почувствовал какой-то обволакивающий жар, и в то же время мне показалось, будто койка подо мной исчезла, а я плаваю в море тепла.
Я открыл глаза, но ничего не увидел: обзор загораживала ее ладонь. Она убрала руку, и я прищурился от тусклого света. Оказывается, я в в самом деле лежал внутри палатки и, как и прикидывал, она стояла среди руин разбомбленной деревни, около полуразрушенной оштукатуренной стены дома.
- Ну вот, зрение и вернулось к вам, - сказала Минако.
- Да, - подтвердил я.
Теперь я мог видеть собственными глазами, что ее красота вполне соответствовала силе ее ауры. Я ощутил, как учащенно забилось сердце. Я даже задрожал весь. Но от нее веяло чем-то мистическим, как будто под ее черными брюками из грубой ткани и высокими военными ботинками скрывались хвост и копыта. Я попытался сесть.
- Полежите пока спокойно, - мягко сказала она, положив ладонь мне на грудь, так что я ощутил ее тепло. - Вы еще не совсем здоровы.
- Но я не чувствую боли. Что вы сделали со мной?
Она лишь улыбнулась, и я смутно ощутил неудобство от того, что был таким беззащитным. Меня остро пронзила мысль, что ей ничего не стоит в любой момент вонзить мне нож в сердце. Боль и впрямь ушла, но меня охватила какая-то вялость, которой я прежде никогда не испытывал. А от слабости до беспомощности один шаг.
- Боль не ушла, она пока внутри вас, - объяснила Минако. - Но сейчас ваш организм преодолевает ее другим, более эффективным путем.
Я облизнул пересохшие губы:
- Не потому ли я чувствую себя очень слабым?
- Да, потому.
- Не нравится мне это все.
Она лишь рассмеялась:
- А вы предпочли бы опять стать слепым?
Я ответил не сразу, а немного подумал, чем несколько удивил ее. Наконец я сказал:
- Кое-что в слепоте мне понравилось.
- Что конкретно?
Она не ответила на некоторые из моих вопросов, поэтому почему бы не отплатить ей той же монетой?
- Кто вы такая? - спросил я. - Что вы здесь делаете?
Лицо Минако приняло нарочито равнодушный вид. Она даже не взглянула на меня. Мне показалось, что я смотрю на нее глазами художника, а на ее лице не отражаются ни мысли, ни чувства.
- У вашего приятеля острый глаз, - сказала она в ответ. - Он уже определил, что я не вьетнамка и не кхмерка. А также не китаянка, не таиландка и не бирманка.
- Тогда остается лишь японка, - заметил я. - Но я сказал бы, что это невозможно. На вьетнамском театре военных действий японцев нет.
- В таком случае вы меня не видите и я не существую.
Я было приподнялся, опершись на локоть, но голова закружилась, и я вынужден был лечь обратно. Сделав несколько глубоких вдохов, я сказал:
- Вы ведь что-то упоминали про эксперименты.
- Так вот зачем вы сюда заявились: узнать, что мы тут делаем, верно ведь?
- Я пришел сюда, чтобы уточнить некоторые разведданные, полученные от южновьетнамского командования и от руководства наших вооруженных сил.
- Но это не совсем так, не правда ли, мистер Конрад?
Разумеется. Но как, черт возьми, она пронюхала про это? Может, только догадывается? А если нет? Что тогда? От одной мысли об этом по моему телу пробежала дрожь, и я ответил:
- Насколько мне известно, так оно и есть, но не совсем.
Месяца полтора до нашего рейда генерал Кросс по собственной инициативе направил через границу штурмовой вертолет. Он приземлился около одной разрушенной деревни, и экипаж подобрал там, среди многих жертв женский труп. Его упаковали в специальный мешок и привезли на базу. Затем этот груз переправили в Вашингтон, где он в конце концов попал в лабораторию доктора Ричарда Халбертона, одного из ведущих патологоанатомов, работающего на министерство обороны. Доктор Халбертон оказался братом моего адвоката Дугласа Халбертона. Мы с ним крепко сдружились. Естественно, что спустя много лет Ричард консультировал меня при найме персонала для работы в клинике "Грин бранчес".
Но не в этом дело. Главное в том, что именно Ричард Халбертон сообщил мне о странной, как он назвал, пациентке, будто это был живой человек.
В ту пору Халбертон и я вместе бились над разгадкой тайн жизни, смерти и долгожительства.
- Странно очень, - сказал Ричард, пригласив меня в свою лабораторию. - Эту мою "пациентку" убили вовсе не в бою. Она сгорела, будто пораженная напалмом, а признаков присутствия напалма нет никаких.
Я очень заинтересовался этим открытием и спросил:
- Ну а тогда от чего же она погибла?
- Как ученый я должен сказать, что не знаю. Но по интуиции патологоанатома "скажу, что она, по-видимому, умерла от чрезмерной дозы.
- От чрезмерной дозы наркотиков, которые сожгли ее плоть?
Ричард отрицательно покачал головой и пояснил:
- Да нет же, совсем не от этого. В результате проведенных анализов выяснилось, что ей ввели в организм чрезмерное количество ферментов. Вот что уж действительно странно, так это то, что, несмотря на присутствие этого вещества в той или иной естественной форме в любом человеке, моя "пациентка" не смогла нормально усвоить и переварить все ферменты - возможно, из-за их немыслимого количества. Поэтому я нашел немало их в печени, селезенке, почках и прямой кишке.
Ричард остановился и, пронзив меня взглядом поверх своих маленьких очков, заметил далее:
- Мне кажется, что такой комплекс ферментов просто сожрал ее заживо.
- Вы все еще не выделили эти ферменты?
- О да, выделил, и довольно легко! - встрепенулся Ричард. - Я уже говорил, что приготовил к длительному хранению органы моей пациентки. Теперь встала проблема провести практические опыты и сделать анализ вещества. На это уйдет масса времени, даже, может, несколько лет, если только такое возможно, в чем я сильно сомневаюсь.
- Что вы имеете в виду?
- Дело в том, что ферменты недолговечны и, взятые с живой ткани, сразу же начинают распадаться. Образно говоря, они полуживые. - Ричард повернулся кругом и подошел к столу с крышкой, обитой цинковыми листами, на котором стояли три проволочные клетки, а в них сидели подопытные крысы.
- Посмотрите-ка, - подозвал он. - Я дал малюсенькую порцию ферментов вон той паре крыс. Во время проведения предыдущего опыта мы пересадили им ткань злокачественной опухоли. По-моему, на них пересадка никак не сказалась, - и доктор в недоумении пожал плечами.
Некоторое время я внимательно приглядывался к крысам, а потом заметил:
- И мне кажется, что они на больных не похожи.
- Вот-вот, как раз в точку, - ответил Ричард и загадочно усмехнулся. - Они вполне здоровы.
Я переводил глаза с него на крыс и обратно и, не выдержав, спросил:
- Ради бога, что это за фермент?
- Пока я знаю не больше вашего, - сказал Ричард Халбертон, засунув руки в карманы лабораторного халата. - Это вещество, как я полагаю, должно быть, содержалось в Святом Граале. Может, это кровь Христа-Спасителя? - добавил он шутливо.