Юджи даже не шелохнулся. Он как будто застыл во времени, завис меж миров, плыл в кромешной темноте без конца и края.
- Как я говорил, мы встретились здесь, чтобы обсудить проблемы будущего, - сказал Нишицу, напуская на себя деловой вид. - Не то, что произойдет завтра или на следующей неделе, а в отдаленном будущем. Теперь-то понимаете, уважаемый Шиян-сан?
В этот момент Юджи ненавидел жизнь, в которой ему готовили роль пляшущей марионетки. Он согласно кивнул.
Нишицу слегка повернул голову, будто прислушиваясь к чему-то, и Юджи опять вспомнил о прекрасной женщине, которая по-прежнему сидела с закрытыми глазами, сложив вместе ладони, как бы в размышлении.
- Теперь я обязан показать вам кое-что, - нарушил молчание Нишицу и вынул из нагрудного кармана продолговатый предмет длиной около трех дюймов.
Предмет был завернут в слой полупрозрачной рисовой бумаги с личной печатью Нишицу. Наохару Нишицу пододвинул предмет через стол к Юджи. Он выглядел таким красивым на черном лакированном столе. Но для Юджи его красота имела зловещий смысл, он казался шкурой диковинного зверя, блистая черно-белой поверхностью, словно платиновая пластина в струящемся водном потоке.
Пристально разглядывая предмет, Юджи ощутил, что голова его вот-вот расколется. Он чувствовал сейчас то же, что и ныряльщик, задержавшийся на большой глубине в поисках сокровищ и не соображающий теперь, где низ, а где верх.
Аккуратно разворачивая сверток, он смотрел на него с каким-то страхом, так же, как смотрят люди на искореженную автомашину, попавшую в катастрофу, или на убитых на улице людей.
Развернув бумагу, он непроизвольно вскрикнул, увидев отрубленный палец. На пальце было кольцо, которое он сразу же узнал: оно принадлежало Хирото - мужу его сестры.
- Увы, Хирото мертв, - произнес Нишицу. - Ваша мать узнала, что он выдал ее тайну - что она является членом "Тошин Куро Косай". Он собирался рассказать об этом вам, и, чтобы предупредить этот шаг с его стороны, она убила его.
Юджи резко поднял голову.
- Моя мать никогда...
Нишицу издал хриплый гортанный звук и отодвинул ширму в сторону.
- Мама!
Сразу же за ширмой в другой комнате сидела на коленях Минако. Ее голова была опущена, плечи бессильно поникли.
- Прости меня, Юджи-сан, - вымолвила мать. - Я не хотела убивать Хирото, но он не оставил мне выбора. Он собирался рассказать тебе про меня все-все. - Голова ее качалась из стороны в сторону, как маятник, и Юджи ощутил прежнюю нестерпимую тревогу за нее. - Ты должен понять, что у меня не было выбора. Юджи-сан, теперь твоя судьба всецело в руках Нишицу. Послушай, что он скажет.
Показалась вытянутая рука, и ширма задвинулась, отделив мать от Юджи.
Он захотел встать, но Нишицу остановил его и сказал:
- Теперь она в наших руках. Мы будем защищать ее, как и поступали всегда. - Звук его голоса действовал успокаивающе. - Но вы, Юджи-сан, должны знать, что ваша мать сошла с ума. Временами такое случается, когда способность макура на хирума становится особенно сильной и разум не может выдержать ясновидения. - Нишицу подвинул через стол теплое сакэ для Юджи. Несколько капель упали на палец Хирото. - Мы можем помочь ей. Честно говоря, только мы и можем помочь. - Он показал на лежащий отрубленный палец: - Посмотрите, что она сделала. Здравомыслящий человек так не поступит. - Нишицу опять прищурил свои опаловые глаза и продолжал: - То будущее, которое показала вам Ивэн, поверхностно. Есть в нем кое-что неясное, в него вмешивается еще кто-то. Один очень умный человек манипулирует и вами и мною, он раздувает между вами вражду и подталкивает нас к войне, чего я нисколько не хочу. Человек этот - американец, зовут его Торнберг Конрад III, он встречался с вашей матерью еще в Камбодже, и там они создали свой враждебный альянс, который теперь представляет угрозу всем нам.
Юджи прижал руку к левой части груди: сильная боль сдавила сердце словно стальным обручем.
- Могу только посочувствовать вам, Шиян-сан, потому что, как вы сейчас сами убедитесь, все мы находимся в своеобразном лабиринте, - сказал Нишицу. - Вам и мне вместе с вами надлежит найти выход из сложившейся ситуации, иначе этот американец сумеет уничтожить всех нас.
Джейсон Яшида спустился в гараж, устроенный в подвале офиса Хэма, и, взяв там машину, поехал в гостиницу "Четыре сезона" в Джорджтауне, где у него заранее была назначена встреча с представителем группы подрядчиков, выполняющих контрактные заказы для министерства обороны.
Там он оставил машину на попечение одного из работников гостиницы, заплатив ему щедрые чаевые за то, чтобы тот поставил машину в надежное и удобное место, а на самом деле надеясь, что таким образом этот человек лучше запомнит его. Потом он прошел через прохладный тихий холл, обставленный изящной мебелью, вышел на улицу и перекусил там в открытом кафетерии с нависающими над головой ветвями деревьев, в которых неумолчно чирикали воробьи. И там он тоже оставил приличные чаевые и несколько минут поболтал с официанткой, отпуская шуточки в адрес членов конгресса и лоббистов - их женской половины.
Спустя минут сорок он вернулся в гостиницу, миновал холл, поднялся наверх и по телефону-автомату заказал такси. Через десять минут такси подъехало к парадной двери магазина мужской одежды, находящегося в трех кварталах от гостиницы, и Яшида, уже стоявший там наготове, сел в него. Он уже успел незаметно выйти из гостиницы через служебный вход. Шофера он попросил высадить его на развороченной Седьмой улице в китайском квартале, там он вышел и, дождавшись, пока такси не скроется из виду, повернулся и направился на Эйч-стрит, узенькую улочку, сплошь заставленную с обеих сторон китайскими жаровнями, лотками и палатками, где прямо на улице готовили пищу.
Позади ресторана "Феникс Чайнатаун" - этого популярного места встреч - его поджидала Марион Старр Сент-Джеймс. Пройдя по виниловой дорожке, настеленной прямо на тротуаре, он вошел в кабинку, где она сидела, уплетая поджаренные кусочки свинины. Она предложила ему присоединиться, но он вежливо отказался. В это время дни народу в ресторане почти не было, весь обслуживающий персонал сидел на другом его конце и завтракал. Никто не обратил на них никакого внимания.
- Ну как я его настропалила? - поинтересовалась она.
- Великолепно. Он теперь вовсю принюхивается к клинике "Грин бранчес".
Марион мягко улыбнулась:
- Я же говорила тебе, дорогой, что обтяпаю все в лучшем виде.
- Да, должен признаться, что я все же немного сомневался. Трудновато было натравить его на отца: Хэм вбил себе в башку, что он единственный послушный ребенок в семье.
- Ребячья любовь к отцу - штука довольно противная.
- Такая любовь настолько глубоко проникает в душу, что зачастую принимает уродливые формы, - заметил Яшида. - Я, к примеру, никогда не знал своего отца, зато люблю твоего.
- Даже больше, чем я? - рассмеялась Марион. - Он мог, когда хотел, становиться отъявленным негодяем и придумывал такие садистские штучки, до которых не додумался бы в своих книжках и сам маркиз де Сад.
- А может, благодаря этому он и сделал из тебя такую, какая ты есть.
- Мой папаша целиком и полностью согласился бы с тобой, не сомневаюсь в этом.
- Я бы не обвинял его, - защищал Яшида отца Марион. - У торговцев оружием масса времени, и они выдумывают всякие изощренные истязания от безделья во время тягучих ночных бдений, когда везут оружие в пункт назначения или на обратном пути.
Он смотрел, как она ловко орудовала китайскими палочками для еды, отправляя с их помощью в рот мелко нарубленные кусочки поджаренной свинины с белой фарфоровой тарелочки, и удивился, что она ест почти как природная китаянка или японка. Он также втайне восхищался ею за то, что у нее хватило духу и сметки превратить доставшуюся в наследство от отца крохотную и ненадежную подпольную фирмочку по торговле оружием в крупную многонациональную корпорацию.
- Думаешь, не знаю, почему ты любишь моего отца, дорогой? - заметила Марион. - Да потому, что он взялся за торговлю оружием вовсе не из-за денег. Он стал поставлять оружие своему ирландскому приятелю, брата которого забили насмерть английские солдаты в Белфасте, и делал свое дело просто из принципа. Он презирал также имперские замашки и был твердо уверен, что все экономические неурядицы, обрушившиеся на Великобританию, вызваны как раз приверженностью к такому мышлению. "Римляне не смогли воплотить в жизнь эту идею, - обычно говорил он, - а они, черт побери, были намного умнее нас. Помяни мои слова, дочка! Они относятся и к Восточному блоку - это же, по сути дела, тоже империя, хоть и не называется так, и она неминуемо рухнет и погребет под своими обломками и Россию".