Нишицу вперил свой жуткий молочно-белый взгляд в Моравиа, и они приступили к церемонии обмена приветствиями. Ивэн принесла чаю. Хотя чай не был зеленым и его не помешивали до появления пены, Нишицу тем не менее элегантным движением взял чашечку.
- Моравиа-сан, друг мой, - сказал он, когда опорожнил чашечку и Ивэн вновь наполнила ее, - примите мои извинения за то, что потревожил вас, но мне вспомнилось, что через несколько дней ваш день рождения.
- Да, это так, уважаемый Нишицу-сан, - ответил Моравиа, применяя самые вежливые обороты речи. - Однако я изумлен, услышав, что столь незначительное событие заинтересовало вас.
Нишицу сидел не шелохнувшись. Чашечка с чаем покоилась в его мозолистых ладонях. Любой японский студент сразу бы сказал, что такие руки могут быть только у человека, много лет усердно занимающегося каратэ, разбивающего ребром ладони доски, кирпичи, металлические пластины и способного удерживать в руках горячий песок.
- Как вы, должно быть, знаете, - заметил Нишицу, - мы придаем особый смысл празднованию дня рождения. И для нас нет более важного события. Поэтому мы решили устроить для вас праздничный вечер.
- Благодарю вас, Нишицу-сан, - ответил Моравиа, искренне польщенный, и низко поклонился.
Нишицу тоже поклонился, но лишь слегка, затем встал и вышел из комнаты, оставив за собой атмосферу торжественности и благожелательности.
В последний вечер пребывания Моравиа в Токио в его честь был устроен праздник. Ивэн была всего лишь легкой закуской перед обильным обедом. Сам Нишицу и несколько наиболее уважаемых людей из храма Запретных грез угощали его всевозможными яствами и изысканными напитками. Потом под утро, когда небо из розовато-черного превратилось в перламутровое и гости стали разъезжаться, изрядно напившись, Нишицу помог ему встать, приговаривая:
- Праздник еще не кончился, Моравиа-сан. Лоуренс и Нишицу накинули на себя пальто и вышли на улицу. Там их уже поджидало такси. Дверь автоматически распахнулась, и Моравиа сел в машину. Он выпил прилично, но пьяным себя не чувствовал, так только - захмелел немного. Обернувшись, он увидел, что Нишицу по-прежнему стоит на тротуаре и ехать с ним не собирается.
- А вы разве не едете?
- Как-нибудь в следующий раз, - ответил Нишицу и одарил его своей особенной улыбкой. - Развлекайтесь без меня, Моравиа-сан. Желаю вам весело провести время.
Дверь такси захлопнулась, и машина покатила. Прохладный ветерок, дувший в приоткрытые окна, немного освежил Моравиа, и, когда они подъехали к месту назначения, он чувствовал себя уже намного лучше.
Лоуренс Моравиа вышел из такси, огляделся и увидел, что находится в районе Сумида, где расположены огромные складские помещения. В воздухе сильно пахло рыбой, над крышами складов горели яркие фонари, придавая небу новую окраску. Тут Лоуренс понял, что находится неподалеку от Сузуки - огромного токийского рыбного рынка.
У входа на склад его поджидала какая-то женщина. Единственная лампочка без защитного колпака бросала золотистый свет на ее ноги.
- Лоуренс-сан, идите сюда.
Он шагнул навстречу женщине и только тогда признал ее:
- О-о, Минако-сан!
Минако была красивой женщиной неопределенного возраста. Нишицу примерно год назад познакомил их на одном из вечеров в респектабельном ресторане поблизости от района Гинза. Она показалась ему тогда незамужней женщиной, проявившей живой интерес к молодому американцу. Такое отношение польстило ему, в по японскому обычаю они стали друзьями. Никаких интимных отношений между ними не было, просто возникло то особое доверие, какое бывает между людьми, оказавшимися вдали от родных мест.
Минако рассмеялась, увидев его недоуменный взгляд.
- Бедненького Лоуренса-сан, - сказала она, - увели из храма и подкинули сторожу складских помещений.
Взяв Моравиа дружески за руку, она повела его прямо на склад.
- Как проходит празднование вашего дня рождения?
- Очень памятно для меня, - пробормотал он смущенно.
- Хорошо. Тогда и мы постараемся не разочаровать вас.
Они вошли в огромный лифт из хромированной стали. Подъемник работал почти бесшумно. Почувствовав запах солярки и дезинфицирующих средств, Лоуренс растерялся, так как не мог сообразить, куда он попал.
Лифт доставил их на третий этаж, и Минако повела своего гостя вниз через большой зал, пахнущий машинным маслом, опилками и горячим железом. Потом они вошли в небольшую комнату, чего Моравиа никак не ожидал увидеть после просторных помещений, и вот здесь-то его взору и предстал матово-черный куб, установленный на тележке. Лоуренсу почему-то сразу пришла на ум картинка, на которой нарисован коротышка Шалтай-Болтай, сидящий на стене.
Куб располагался таким образом, что видны были сразу две его стороны, на переднем плане находился пульт управления.
- Лоуренс-сан! Я хочу представить вас Оракулу, - сказала Минако и нажала кнопку на пульте дистанционного управления, который держала в руке. Оракул, как по мановению волшебной палочки, сразу ожил.
- Приветствую вас, Моравиа-сан, - раздался голос, несомненно исходящий из нутра матово-черного куба. - Я уже давно ждал этого момента.
Моравиа постарался сделать вид, будто он ничуть не удивился. Уголком глаза он заметил легкую усмешку на губах Минако. Он неопределенно хмыкнул, почувствовав некоторую неловкость, и сказал:
- Это, наверное, какая-то магнитофонная запись?
- Должен опровергнуть такое предположение, - произнес Оракул. - Хотя я и снабжен приспособлением для записи бесед и при необходимости могу воспроизводить их.
Моравиа уставился на куб, пытаясь понять его устройство. Но, по правде говоря, ему нелегко давалось постижение неведомого. Тогда он подошел поближе.
- Расскажите мне побольше об этой штуке, - попросил он Минако.
Вместо нее ответил сам Оракул.
- Меня создали путем сочетания особо чувствительного датчика неврологического замкнутого контура и новейшей технологии, именуемой аббревиатурой "ЛАПИД". ЛАПИД - это своеобразный акроним для световой наборной призмы, через которую вводятся данные о личности. Иначе говоря...
- Хватит, - резко оборвала Оракула Минако, а затем, улыбнувшись, пояснила: - Такие разъяснения утомительны для всех, за исключением разве что самых занудных ученых.
Моравиа сделал еще шаг по направлению к Оракулу и, пристально вглядываясь в куб, спросил:
- Но кто же вы?
- Именно то, что вы думаете, - ответил Оракул. - Форма существования жизни.
Последовало непродолжительное молчание, а затем Моравиа сказал:
- Это я форма существования жизни. А вы - нет.
- Думается, нам следует исходить из того, что вы уже не считаете меня звукозаписывающим устройством.
Моравиа не знал, что и делать: смеяться от полученного удовольствия или же посмеяться над собственным неверием. Он молча стоял, уставившись на Оракул.
- Во всяком случае, вы не станете отрицать, что мы ведем друг с другом беседу, - спокойно продолжал Оракул.
- Да, ведем беседу.
- Так с кем же вы ее ведете?
Моравиа, ошарашенный тем, что Оракул перехитрил его, не мог вымолвить ни слова.
- Разве вы ведете беседу с камнем, деревом или травинкой? А, Моравиа-сан? Может, вы потеряли разум?
- Не смейтесь, - только и сказал Моравиа и усилием воли заставил себя замолчать. Он прикусил губу, лицо его побагровело от напряжения.
- Я есть форма существования жизни, - продолжал между тем Оракул.
- Но ведь вы не живой, - повторил Моравиа. - У вас нет живых тканей, нет органов внутренней секреции.
- Я думаю - стало быть, я существую, - просто в логично заключил Оракул. - В любом случае, Моравиа-сан, вы ошибаетесь. Технология ЛАПИДа, созданная специально для меня, содержит в себе определенное количество ДНК человека, посредством которой я могу синтезировать и анализировать. Таким образом, вы видите, что внутри меня все же есть жизнь, известная вам.