- Конечно, теперь мне легче, - отозвалась Стиви. - Но одно мне все-таки неясно. Если вы настолько цените Вулфа, то почему бы вам не переговорить с ним лично? К чему использовать меня в роли посредника?
- Ответ, дорогуша, прост. На этом основана вся разведка. Мэтисон, что называется, снабжен предохранителем. По соображениям безопасности он преднамеренно не имеет выхода на меня. И наоборот. - Увидев недоуменное выражение ее лица, он пояснил: - Проще говоря, если он попадется, то у него не будет сведений, которые вывели бы общество Черного клинка прямо на меня.
Стиви молчала, переваривая свалившуюся на нее информацию. Торнберг даже забеспокоился, не окажется ли все это для нее слишком неожиданным. На данной стадии ему не хотелось бы спугнуть ее.
- Стиви, - произнес он наконец, - уверяю тебя, что поставленная нами перед Мэтисоном задача - как раз то, что ему позарез нужно.
- Я понимаю, - отозвалась она.
- Ну а тогда я хотел бы услышать то, о чем просил, - сказал он, не выпуская сигару изо рта. - Мэтисон нужен мне для этого расследования, Стиви. Я не могу без него обойтись.
Она расслабилась в кресле, входя в знакомую роль психоаналитика.
- Предупреждаю: то, чем я занимаюсь, нельзя назвать точной наукой.
- Бессмысленное слово, - отозвался он, благосклонно кивая. - Точной науки не бывает. Давай ближе к делу.
- Похоже, что удар при падении не нанес ему никаких душевных травм, - начала Стиви. - Если на то пошло, то, по моим наблюдениям, он даже стал более сильным и решительным, чем прежде.
- А физически как?
- При падении через стеклянную крышу можно переломать все кости. Ему исключительно повезло. Раны весьма глубокие, но с вашей помощью мы удостоверились, что нервы не задеты. Он проявил замечательную способность восстанавливать свои силы: не испытывает почти никаких осложнений после операции, а прошло всего лишь десять дней.
- А можно считать, что под твоим контролем он физически полностью вошел в норму? - спросил Торнберг, разглядывая огонек на конце сигары.
Стиви немного задумалась, неподвижно сидя в кресле и наблюдая, как красивая голубоглазая блондинка ведет лошадь через дорожку на поле для гольфа.
- Он ходит, сгибается, поднимает тяжести, - сказала она, наклонив голову и глядя на свои руки, - внешне безболезненно. Даже если и испытывает при этом затруднения, то не говорит. Способность к выздоровлению у него потрясающая.
Торнберг хмыкнул и зажег спичку, вновь раскуривая погасшую сигару.
- Твой муж почти гений, поэтому я и организовал ему работу в Вашингтоне везде, где только возможно, - сказал он. - Но гениальность не помешала ему оказаться дерьмом, не так ли?
- В мире хватает всякого дерьма, - уклончиво отозвалась Стиви. - Я делаю все, чтобы его было поменьше, и если хоть кому-то принесла пользу, то это мне приятно.
- То же самое можно сказать и про Мэтисона, - произнес Торнберг, с легким свистом выпуская дым и буравя ее глазами. - Ты ведь мне веришь? Не считаешь же ты, что я вовлек тебя в какое-то грязное дело, чтобы вести слежку за каким-то фараоном.
- Я не люблю таких выражений.
Торнберг понимающе кивнул.
- Приношу глубочайшие извинения. В мои намерения не входило обидеть тебя, - сказал он, сообразив, что зашел слишком далеко, хотя это и требовалось для определения текущего эмоционального состояния собеседницы. - Просто я знаю, как привлекателен Мэтисон, как тебе понравилось ухаживать за ним и как мало ты видишься с Мортоном.
Торнберг знал, что самой сильной и опасной стороной Вулфа Мэтисона является его умение завоевывать преданность окружающих. Требовалось принять контрмеры, поэтому он продолжал:
- Если будешь, скажем так, неравнодушной к нему, то можешь оказаться в неловком, мягко говоря, положении. Он скоро отправится за границу, и, возможно, не один, а с женщиной. Тебе лучше в это никак не вмешиваться.
Она посмотрела на него в упор, но не промолвила ни слова.
- Как я уже говорил, к Мэтисону я испытываю лишь глубочайшее уважение, поэтому и хочу, чтобы он участвовал в этой драке.
- Но ведь драка-то ваша? - заметила Стиви. "Быстро соображает", - подумал про себя Торнберг.
- Да, - согласился он вслух. - Но я гарантирую, что это для него лучше, чем та ситуация, от которой он избавится. Даю слово, в конечном счете в этом деле ты его поддержишь.
- Будьте уверены, меня не прельщает роль подруги, которой остается только догадываться, что к чему, - сказала Стиви с улыбкой и, наклонившись, пожала ему руку. - Я знаю, какую большую помощь вы оказали мне... И Нортону тоже. Я вам весьма признательна за все это.
- Ты мне нравишься, Стиви. В самом деле нравишься, - промолвил Торнберг. - Про большинство других людей, включая собственных детей, я бы так не сказал. Ты умна, и тебе не плевать на других. В нашем теперешнем мире такие качества особенно ценны. Хэм такой же, в, хотя я бываю излишне требователен к нему, это идет ему только на пользу. Я ему благодарен.
- Тогда мы понимаем друг друга.
- Разумеется, понимаем, - кивнул Торнберг и выпустил клуб дыма, чуть не поперхнувшись.
"Есть повод для смеха, - подумал он. - Президент воображает, будто Хэм работает на него, а эти тупые генералы в Пентагоне уверены, что на них. Но это не так. На самом деле, - удовлетворенно отметил про себя Торнберг, - он работает на меня. А в каком-то смысле они все на меня работают, в том числе и эта рафинированная фифа, воображающая, что видит всех насквозь. Я же умнее всех их, вместе взятых, включая сюда и Вулфа Мэтисона".
- Вы смотрите так, будто я вас съем, - сказала девушка, в которой Вулф узнал Чику. На ее лицо падал свет от фонарей. Черные опалы в маленьких ушах вспыхивали красными, зелеными и синими искрами.
Вулф молчал. Его разум заполнили неясные картины, связанные с сексом и смертью, и он смотрел на нее, пока ему не начало казаться, что она, словно богиня, окружена каким-то таинственным ореолом. Перед его мысленным взором вставали образы Чики: перепрыгивающей через сточную канаву под дождем, впархивающей через заднюю дверь в катафалк, стоящей на широко расставленных ногах с пистолетом на изготовку посреди холодной, насквозь продуваемой улицы перед двумя вооруженными грабителями. Затем она вспомнилась ему стоящей - тоже с широко расставленными ногами - посреди ее необычной квартиры и страстно ласкающей свое собственное тело. А потом перед ним всплыл образ Аманды, мертвой, лежащей в луже крови с диктофоном у головы, снова в снова воспроизводящим запись ее слов, адресованных ему.
Он почувствовал, как у него в ушах с ураганной силой застучал пульс, а ладони стали мокрыми от пота.
- Я был на выставке, - выдавил он наконец из себя. - Видел ваши конструкции. Они вызывают чувство тревоги. Видел и сделанные вами фотографии искусно связанных женщин, еще более тревожащие. А еще я видел, как вы грозили пистолетом уличной шпане и как садились глухой ночью в катафалк. Наверное, я вправе проявлять настороженность.
- У меня есть разрешение на ношение оружия.
- В этом я не сомневаюсь. Обращаетесь вы с ним вполне профессионально.
- Я могу войти? - спросила она, разводя руки. - Оружия у меня с собой нет. Хотите обыскать?
О да, он хотел. Однако виду не подал. Сердце у него билось так, что, казалось, выпрыгнет из груди.
- Как вы меня нашли? С какой целью? - спросил он и тут же подумал, почему она не спрашивает его, зачем он следил за ней. Наверное, уже и так все знает. Вулф внутренне содрогнулся от осознания того, что страшится ее. А может быть, и не ее самой, а того, насколько властно она его влечет к себе.
- Я хочу, чтобы вы узнали обо мне правду. Между нами гораздо больше общего, чем вы думаете, - донесся до Вулфа ее голос.