- Извините, - сказал он, когда женщина поравнялась с ним. - Это ведь гостиница "Хей Эдамс", не так ли?
Она рассмеялась, и ее лицо понравилось ему еще больше.
- Вы всерьез? - спросила она. - Или это ваш способ знакомиться?
Не вполне правильное произношение, характерное для выходцев из среды английского рабочего класса, так до конца и не избавившихся от манеры нечетко выговаривать слова и опускать согласные, выдавало ее происхождение. Хэма оно очаровало.
- Решайте сами.
Она задумалась, поджав губы. Под плащом у нее виднелся темно-синий льняной костюм. Из украшений на ней было лишь простое ожерелье из розового жемчуга да крупные золотые серьги. Никаких колец на сильных загорелых пальцах не было.
- Ну тогда я бы сказала, что это способ знакомиться. Вы не похожи на заблудившегося приезжего.
- Возможно, это не совсем так, - заметил Хэм. - От Вашингтона у меня часто голова кругом идет, и отели сильно смахивают друг на друга.
- Очень сомневаюсь, чтобы приезжие, даже вроде меня, могли бы спутать "Уиллард" с "Хей Эдамсом".
- Неужели? Когда вы в последний раз заходили в "Хей Эдамс"?
- Да уж не один год прошел.
- Заглянем туда?
- В общий зал или в отдельный кабинет?
- Как пожелаете.
- Сожалею, но кое-кого из нас ждет работа.
- Что за работа?
- Моя фирма "Экстант экспортс" направила меня сюда кое-что разузнать. Наша штаб-квартира в Лондоне, но, кроме того, есть филиалы в Торонто, Брюсселе и Вашингтоне. Я тут частенько бываю, но такая мерзкая погода в мой приезд впервые.
- Так это же Вашингтон. Утешает только то, что летом здесь еще хуже.
- Понятно, - протянула женщина и подала ему руку, - Марион Сент-Джеймс. Вообще-то, Марион Старр Сент-Джеймс, но я почти никогда себя так не называю.
Хэм подал ей руку и тоже представился.
- Относительно "Хей Эдамса" я просто дурачился. Ну а как насчет прогуляться со мной по городу? У меня есть доступ в некоторые закрытые места, вроде зала чрезвычайных заседаний в Пентагоне.
- Хотела бы, но, боюсь, не смогу, - ответила Марион. - Фирма не оставляет мне особой свободы действий.
- Тогда пообедаем вечером?
- Ой, я...
- Я придумал, как обхитрить эту мерзкую погоду. Давайте пообедаем у меня на яхте. Даже в это время года в Чесапикском заливе бывает совсем неплохо.
- Чем вы занимаетесь, мистер Конрад?
- Приятели зовут меня Хэмом. А работаю я советником при министерстве обороны.
- Хоть вы и знакомитесь молниеносно, бесстыдно нарушая все ограничения скорости в таких делах, я все же пока вам не приятельница. Вы ведь знаете, что мы, англичане, холодные и равнодушные.
- По-моему, на типичную англичанку вы совсем не похожи.
- Верно, - согласилась Марион. - Ну а когда мы с вами встретимся?
Такая прямота подкупила Хэма больше всего. Он считал данную черту характера чисто американской, потому что европейцы, насколько он знал из опыта, прежде чем добраться до сути дела, почему-то предпочитают долго ходить вокруг да около. Открытая прямота пришлась Хэму по душе еще и потому, что он достаточно долго общался с японцами, содержание всей жизни которых в основном, похоже, сводилось к всяческим проволочкам, хитростям и следованию древнему конфуцианскому правилу никогда не говорить слова "нет".
В тот вечер над заливом стелилась достаточно плотная дымка, отчего даже мелкие огоньки на другом берегу казались крупными, как воздушные шары. Марион пришла в шерстяных брюках сочного желтого цвета и красной, как помидор, штормовке до пояса. Хэму при этом показалось, что под этим нарядом ничего нет. Теплые тона резко контрастировали с тонами холодными, в которых был выдержан ее костюм при первой встрече. Они подчеркивали необычайный цвет ее глаз и придавали ей совсем иной, менее официальный облик.
- Я прихватила с собой горячий шоколад и сосиски по-французски, - сообщила Марион, поднявшись на борт, и рассмеялась, видя его изумление.
- Можете не говорить. Мне и так ясно, - пояснила она, опустив на палубу свою здоровенную сумку. - Вы наверняка думали, что я, имея такой акцент, больше всего предпочитаю... скажем, водку со льдом и осетрину горячего копчения.
И она демонстративно облизнулась.
- Бог ты мой, - вымолвил все еще ошеломленный Хэм, - Именно это я и загрузил в холодильник.
- Каждую минуту вы узнаете что-то новенькое, не так ли, мистер Конрад? - заметила она, доставая пакеты с горячим шоколадом. - Чего пожелаете?
Она, казалось, взяла на себя функцию капитана. Никаких проблем насчет этого - стояла она в классической позе моряка, расставив ноги чуть шире, чем когда стоят на суше, с бедрами, готовыми сохранять равновесие тела при любой качке.
- Мне то же самое, что предпочитаете вы.
- Тогда горячий шоколад. Молоко есть?
- В холодильнике, - ответил Хэм, не отрывая от нее взгляда. - Вы, как я вижу, знакомы с морским делом.
- Это точно. Мой отец судостроитель. Изготавливает первоклассные шлюпы из тиковой древесины. При каждом удобном случае он берет меня с собой ходить под парусом.
Она ловкими, четкими движениями приготовила две порции шоколада, и они прошли в капитанскую рубку. Следуя по фарватеру, Хэм вывел судно на открытую воду.
- Вы в самом деле военный? - уточнила Марион. - Сразу видна строевая выправка.
- Что, я выгляжу так, будто шомпол в зад заткнул? - хмыкнул он. - Пока что мне кажется, что вы считаете все, что касается меня, пустой хреновиной.
- Время для выводов еще не наступило, мистер Конрад, - улыбнулась она.
- И вот еще что, - сказал он, прихлебывая шоколад. - Когда вы станете называть меня Хэмом?
- Когда мы станем друзьями.
Хэм посмотрел на нее в упор.
- Вы всегда плаваете с незнакомцами?
- Разумеется, - ответила она без колебаний. - И с врагами тоже.
- Бедные враги.
- А вот тут вы кривите душой. Вы не настолько хорошо меня знаете, чтобы говорить так всерьез.
Хэм выглядел подавленно.
- Думаю, что вы только что раскусили мою последнюю по счету уловку.
- Вот и хорошо, - заметила она и, обмакнув палец в чашку, слизала с него шоколад. - Может быть, теперь начнется мое знакомство с подлинным Хэмптоном Конрадом?
Хэм пытался сообразить, как вести себя с этой необычной женщиной. Хотя его жена и блистала в школе, но ее интеллект не особенно помогал ей в житейских делах. Ну а что касается всех любовниц Хэма, то он, слишком увлеченный их жаркой плотью, никогда не задумывался над тем, что они, возможно, могут подарить ему что-то еще.
По какой-то необъяснимой причине в его памяти вдруг всплыл неприятный эпизод. Много лет назад он застал свою мать в постели с двадцативосьмилетним административным помощником Торнберга. Вообще-то дело происходило не в постели, а в бассейне при бане в древнеримском стиле, где они выделывали некие поистине удивительные трюки из области сексуальной акробатики. "Боже ты мой, - думал теперь Хэм, - от этого зрелища действительно становилось не по себе: твоя мать, абсолютно голая, совершает в невообразимо изощренной позе половой акт с каким-то незнакомцем".
"Это все из-за него, - плача, оправдывалась она тогда. - У твоего отца нет ни души, ни сердца. Он не чувствует, что кроме него на свете живет еще кто-то. Что мне оставалось делать?"
Конечно же, она умоляла его ничего не говорить отцу, и Хэм уступил, забыв в тот момент, что отец, скорбя о смерти благородного льва, имел в виду ее. Но неделю спустя, в школе, избив ни с того ни с сего парня из своего класса до потери сознания, он понял, сколько злости он носил и подавлял в себе. И тут же, как только его отпустили из кабинета директора, позвонил отцу.
Когда однажды, много лет спустя, во время долгой ночной пьянки он рассказал эту историю Джейсону Яшиде, тот прокомментировал это так: "Когда грех за пределами семьи, его прощать легко, в противном же случае - невозможно".