— Спасибо, Гарнет, — горячо благодарю я.
— Не за что. Эй, Рейвен там есть?
— Думала, ты никогда не спросишь, — говорит она, с усмешкой шагая вперед.
— Дела всегда прежде удовольствия. У тебя есть время поговорить?
Рейвен смеется. — У меня нет сумасшедшей жены и властной матери. У меня есть все время в мире.
— Да, но у тебя есть Сил, и она не похожа на ведро радуги, правда? Шучу, Сил! — проговаривает он быстро, прежде чем Сил может ответить.
Рейвен берет аркан на крыльцо. Я желаю спокойной ночи Сил и девочкам и направляюсь в сарай, чтобы сообщить новости Эшу.
Он у козьего загона, одна из коз обнюхивает его руку в поисках дополнительного лакомства, когда я вхожу.
На мгновение я просто стою и наблюдаю за ним, за силой его плеч, за изгибом его рук, за мягкостью его прикосновений, когда он чешет черно-белую пятнистую козу за ушами. Я вздыхаю со спокойствием, прежде чем нарушить его.
— Эш? — начинаю я робко.
Он оборачивается и выпускает сдавленный крик, когда видит мое новое лицо. — Что… Вайолет?
— Это я, — говорю я, шагнув вперед. Он подходит ближе, осматривая мои глаза, нос и волосы с небольшим удивлением и большим замешательством.
— Заклинания? — спрашивает он. Я киваю. — Причина?
Я объясняю, что Люсьен рассказал мне об опасности, в которой находится Хэзел, и как Гарнет собирается нанять меня на работу во дворце. Я вижу, как его лицо превращается из недоверчивого в откровенно яростное.
— Ты серьезно, — говорит он. — Ты покидаешь Белую Розу. Ты отказываешься от своего плана и идешь в Жемчужину, в самое сердце опасности.
Я сглатываю. — Да.
— Замечательно. — Он поворачивается и поднимается по сеновальной лестнице, бросая несколько вещей, которые он держит там, дополнительную рубашку, карманные часы, фотографию своей семьи, которую он взял из дома компаньона Мадам Кюрьо. Затем он спускается вниз по лестнице. — Я иду с тобой.
— Что? Нет, Эш, ты не можешь.
— А ты можешь?
— Я не похожа на себя! У меня нет миллиона Ратников, пытающихся найти и казнить меня. Гарнет позаботится обо мне. Я буду в безопасности.
— Гарнет играет свою роль в этой революции, — говорит Эш. — Он не может все приостановить, просто чтобы присматривать за тобой. — Он начинает пихать предметы в маленькую сумку. — Каждый во всем проклятом городе играет свою роль в этой революции, кроме меня.
Он бросает сумку через плечо и сердито смотрит на меня.
— Итак, когда мы выдвигаемся? — спрашивает он.
Я жду несколько мгновений, пока его дыхание немного успокоится. Затем я делаю шаг вперед и кладу руку ему на щеку.
— Эш, ты не можешь, — говорю я. — Ты не пройдешь дальше Банка.
— Прекрати пытаться держать меня в безопасности все время, когда ты явно не проявляешь такого же внимания к себе. — Цыплята нервно кудахтают, когда он начинает ходить возле сарая. — Ты всегда говоришь мне оставаться здесь, быть терпеливым, быть защищенным, но что, если это не то, чего я хочу? Что делать, если я хочу сделать больше, независимо от риска? И ты чувствуешь, что можешь просто проникнуть в Жемчужину, потому что Хэзел находится в опасности, и ожидаешь, что все поймут. Ну я не знаю, Вайолет. Я не понимаю.
— Она в опасности, — говорю я.
— Мы все в опасности! — кричит Эш, а Репка ржет, тряся гривой. Он проводит рукой по ее длинной шее, успокаивая ее. — Разве ты не видишь здесь лицемерия? Разве ты не понимаешь, как несправедливо, что тебе позволено рисковать всем, а мне нет? Компаньоны — мои суррогаты, Вайолет. Они мои люди, и им тоже больно, но они не особенные в любом случае, поэтому кого это волнует? Кого волнует, что они яркие, талантливые молодые люди, подвергающиеся насилию и манипулированию? Они лишь симпатичные вещи, которые хороши только для секса, верно? Почему их голоса должны иметь значение?
— Это не тоже самое, что… это Хэзел, Эш. Моя сестра. Ты бы сделал то же самое для Синдер.
Было неправильно это говорить, и я немедленно это осознаю. Эш вскидывает голову; его взгляд такой яростный, что заставляет меня съежиться.
— Не надо, — холодно говорит он.
Мои щеки горят. — Мне очень жаль. Я просто говорю, что у всех нас есть люди, ради которых мы готовы идти на жертвы
— И кто у меня остался, Вайолет? Ты. Только ты. — Он снимает сумку с плеча и роняет ее на землю. — Но ты, кажется, думаешь, что только тебе позволено делать трудный выбор. И ты, кажется, не понимаешь, что твой выбор влияет на других людей, включая меня.
Он смотрит на меня в течение нескольких секунд, прежде чем покачать головой, разворачивается на каблуках и скрывается в ночи.
Когда Рейвен останавливается возле амбара, чтобы вернуть мне аркан, она знает, что что-то не так.
Едва ли мне нужно объяснять ссору с Эшем. Мои «шептуны», должно быть, вещают на полную громкость. Она отодвигает соломенный манекен, который сделал для нее Эш, чтобы тренировать захваты и удары, и тянет меня на соломенный тюк, обнимая меня рукой.
— Он напуган и зол, — говорит она. — И он хочет помочь.
— Я понимаю, но он даже не понимает, в какой опасности он окажется, если уйдет! Я не говорю, что не верю в него…
— Правда? — спрашивает Рейвен. В ее тоне нет осуждения, но вопрос все равно меня раздражает.
— Чего ты хочешь от меня, чтобы я сказала «ага, Эш, великолепная идея, пойдем в Банк и скрестим пальцы, чтобы тебя никто не узнал»?
— В этом городе тоже есть люди, за которых он переживает. А здесь, в этом доме, все вертится вокруг суррогатов. Мы никогда не говорим о компаньонах. И никто этого не делает. Ни Люсьен, ни Гарнет… — Она склоняет голову на бок. — У нас у всех есть собственные битвы. Я хочу твоего возвращения в Жемчужину не больше, чем он. Я просто знаю тебя достаточно хорошо и понимаю, когда протестовать бесполезно. — Она толкает меня плечом. — Позаботься о себе. И о Хэзел. И присмотри за Гарнетом ради меня.
Я улыбаюсь, хотя все еще ощущаю тяжесть ссоры. — Есть, мэм.
— Интересно, какая его женушка.
— Довольно скучная, по его словам. — Гарнет обычно избегает упоминания о Корал, если получается. Особенно рядом с Рейвен.
Она спрыгивает с тюка. — Так ты снова будешь слугой. Эй, может это будет преимуществом. Может быть, ты сможешь увидеть, есть ли недовольство в королевских домах, это знание можно будет использовать для нашего дела.