— Князь! Ты бы и меня расцеловал да к груди прижал! Глядишь, и рана скорее заживет!
— Разве я против! — поддержал шутку Норманн. — Иди сюда, обнимемся да расцелуемся!
Толпа рассмеялась и быстро вытолкнула к князю мгновенно покрасневшую женщину. Нарочито театральные объятия завершились неожиданно крепким и горячим поцелуем.
— Ай да хорош у нас князь! — воскликнула женщина. — Жаль, что сосватан! — и юркнула в толпу.
Еще раз поблагодарив собравшийся народ, Норманн развернулся к стоящему у ворот столику, куда складывал горшочки и туески с мазями и снадобьями. Подарки надо было прилюдно собрать и отнести во дворец, чтобы дарители не обиделись. Все достанется Максиму, он умный, пусть и разбирается, как в дальнейшем применять принесенные средства народного лечения. Вот тут-то Норманн и увидел причину, по которой у ворот собрались люди. На столике выставили трофеи, найденные после вчерашней стычки, с окровавленной стрелой в качестве главного экспоната. Снова проделки профессора — кроме него никто не додумался бы создать подобную экспозицию. Вот сломанные стрелы, которые Норманн по наитию сбил в полете, вот еще одна со смятым наконечником, она ударилась в топор. Чуть в сторонке развешаны кольчуги, три со следами ударов топора и четвертая с вырванным из бока куском, рядом на земле — трофейные луки и мечи.
Сержант дежурного взвода сложил лекарства в большую корзину и побежал во дворец, а Норманн направился в церковь, где перед входом его дожидался слуга с горочкой золотых монет на серебряном подносе. Храм Покрова Богородицы еще не был расписан до конца, иконописцы не закончили небо с ангелами на внутренней стороне купола. Зато иконостас мог потрясти любого самого взыскательного критика. Умельцы умудрились сделать его из фарфора, собрав детали на массивной чугунной раме. Полюбовавшись на великолепие красок, Норманн встал на колени, но в голове у него вместо молитв витал вопрос о причине нового пиар-хода со стороны Максима. Тема возвращения домой была решена однозначно, осталось дождаться открытия портала и попрощаться. И все же — в чем здесь подвох, с какой целью выставили доказательства очередной битвы героического князя? Незаметно для себя он простоял на коленях более часа и выплыл из размышлений, только когда онемели ноги.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил поджидающий у входа в церковь Михаил Симеонович. И тут же пожаловался: — Вчера меня к тебе не пустили.
— Вроде нормально, только в груди неприятно зудит.
— Литвины сознались в злом умысле, указали на Гедимина, сам сидел в пыточной, злодеи на моих глазах целовали крест.
Норманн безразлично пожал плечами — ему изначально было ясно, откуда торчат уши. Ну а пыточная… в четырнадцатом веке слово «пытать» являлось синонимом сегодняшнего слова «спрашивать».
— Кто приказал разложить у ворот вражьи стрелы с броней и оружием? — На всякий случай он решил выяснить этот вопрос у постельничего.
— Я приказал! А как же иначе? — ответил Михаил Симеонович. — Люди своими глазами все должны увидеть, убедиться в злом умысле подосланных татей.
— Зачем? — не скрывая удивления, спросил Норманн. — Неужели может найтись хоть один сомневающийся?
— Не скажи, Андрей Федорович, не скажи. У каждого человека много завистников, брат на брата с ножом идет. Вон у Гедимина, из семи сыновей осталось трое, Наримант да Ольгерд с Любартом.
— Пойманных литвинов куда определили? В крепостных башнях еще нет темницы, а подвал в пыточной совсем мал.
— Еще чего удумал! — возмутился постельничий. — Зачем врагов задарма кормить? Обоих у позорного столба на цепь посадили.
— Где этот столб? Что-то я его никогда не видел, — с интересом спросил князь.
— По белу свету надо меньше болтаться! — недовольно проворчал Михаил Симеонович. — Даже рынка своего не видел!
— Почему на цепи только двое, поймали-то троих?
— Тот, с порванным боком, от страха далеко убежал да кровью изошел. Сюда полуживого привезли, только и успел, что покаяться да крест поцеловать.
— Разбойников очень быстро поймали. Ты узнай имена отличившихся стражников, — попросил Норманн.