— Мне и в самом деле необходимо сегодня же вымыть снаружи входную дверь. И я уже сейчас крайне переживаю из-за этого! Ведь стоит только отворить дверь, как тут же появится эта особа из квартиры напротив. Ей, мол, требуется мусоропровод. Дядя Сидней, ты не представляешь, какая мука жить с такими людьми!
Сидней Райн обреченно вздохнул.
— Тебе, конечно, виднее. Но ты хоть помнишь, когда вы были у меня в последний раз? Три месяца назад,
— Прости, пожалуйста, дядя Сидней, — рассеянно проговорила миссис Райн: ее внимание приковали к себе пятнышки на кафельном полу. — А может быть, ты сам заглянешь к нам?..
— Ну да, пешочком! Благодарю! — Возмущение старика не знало границ, и он тут же дал отбой.
Казалось, Джозефина даже не заметила этого, но, неожиданно заметив в руках трубку, медленно поднялась со стула и положила ее на место.
Ею овладела апатия: вдруг почудилось, что она больше никогда ничего не сможет сделать — ни оттереть пол на кухне, ни выйти в коридор, ни открыть входную дверь… Но ей для чего-то обязательно надо открыть входную дверь… Однако она никак не могла вспомнить — зачем?
Мысли отказывались повиноваться. В голове вертелись только два слова: «одна» и «дверь». Что бы это значило? Сжав ладонями виски, женщина заставила себя поплестись в спальню, Она замерла на пороге, оглядывая комнату.
Спальня выглядела словно выставочный экспонат — все чрезвычайно чисто, красиво и… необитаемо. Взгляд Джозефины внезапно наткнулся на возмутительный беспорядок; на полу красовались уличные башмаки ее мужа. Яростно зашипев, она схватила их и запихнула в стенной шкаф. Потом стремительно метнулась к окну и, нажав на кнопку, задернула шторы. В наступившем полумраке стены спальни замерцали разноцветными огоньками. Это вызвало какую-то непонятную тревогу, и женщина направилась было к выходу, но потом передумала и вернулась к окну. Тут же она вновь устремилась к двери, но на полпути в нерешительности остановилась.
Поставив кассету с записью спокойной мелодичной музыки, она вышла из спальни и, подойдя к входной двери, проверила запоры. Затем вернулась назад и без сил опустилась на постель. Закрыв глаза, Джозефина попыталась сосредоточиться на музыкальной пьесе, но даже тихо звучавшие инструменты невыносимо терзали слух.
Тогда она достала из прикроватной тумбочки снотворное, проглотила — не запивая — одну таблетку и, нажав кнопку на встроенном в изголовье пульте, выключила воспроизводящее устройство. В наступившей тишине ее постепенно охватила приятная дремота.
Часы показывали 11.23 утра.
Глава 13
Джозефине Райн приснился сон.
Она увидела себя в поле неподалеку от дома, в котором жила, когда ей было всего восемь лет. Она двигалась прочь от него, слыша за спиной веселые возгласы игравших братьев. Если бы она обернулась, она увидела бы в окне кухни мать, склонившуюся над плитой.
Легко ступая по ослепительной зелени трав, Джозефина все больше удалялась от дома, радостная и счастливая от этого солнечного утра, звонкого пения птиц, свежего ароматного ветерка.
Внезапно небо начало хмуриться. Она уже не видела дома, и даже высокие деревья возле него превратились в неопределенные размытые штрихи. Оттуда, куда она направлялась, послышался гул голосов, и она увидела надвигающуюся на нее темную массу людей. Толпа подступала сплошной стеной — словно многоголовое чудовище с тысячей топочущих ног. Она не могла бы сказать, были ли там женщины, дети, мужчины, — она видела нечто безликое и зловещее.
Голоса между тем становились все громче и громче.
Странный паралич сковал все тело Джозефины — она не могла ни пошевелиться, ни закричать.
Теперь среди неясного гомона прорезались отчетливые выкрики:
— Эй, да вот же она! Смотрите, смотрите!
В настроении толпы явно наступил перелом, и миссис Райн охватил ужас.
В толпе по-прежнему вопили:
— Вы разве не видите? Это же она! Смотрите на нее! Хватайте!
И обезумевшая толпа ринулась на нее. Теперь из темной массы вытянулись руки с готовыми вцепиться в нее скрюченными пальцами.
— Хватайте! Держите! Это она! Вот она!
— Вот она. Вот она. Вот она… — вторило безумное эхо.
Визжа и гикая, толпа все приближалась — и вот она совсем рядом…
С криком ужаса женщина очнулась. Она по-прежнему лежала в тихой спальне. Стены переливались миллиардами огоньков. Все окутывал мягкий полумрак. Миссис Райн посмотрела на часы — они показывали 11.31 утра.
Она все еще видела перед собой жуткую толпу и никак не могла избавиться от сковавшего ее тело панического страха. Наконец ей удалось сесть, и, с трудом поднявшись с постели, она вышла из спальни, тяжело шаркая непослушными ногами.
Доковыляв до кухни, Джозефина приняла таблетку антидепрессанта и немного посидела у стола, опершись об него локтями и опустив на руки тяжелую голову. Когда ей показалось, что таблетка подействовала, она сняла с полки банку с патентованным моющим средством, прошла в прихожую и нерешительно взялась за ручку входной двери. Внимательно вслушиваясь в звуки извне, она заставила себя открыть дверь и, вытянув шею, оглядела коридор.
Длинный коридор уходил от квартиры Райнов в обе стороны. Его светлые почти белые стены прорезали свежевыкрашенные в темные тона двери.
Миссис Райн с опаской выбралась наружу и принялась наносить чистящее средство на поверхность двери и быстро растирать его. С каждым мазком ее движения становились все быстрее и быстрее.
Она подумала, что чем скорее закончит работу, тем лучше. Вот еще немного — и все.
Неожиданно синяя дверь квартиры напротив начала медленно приоткрываться. Миссис Райн заметила в щели любопытный блестящий глаз и немедленно юркнула за дверь, с треском захлопнув ее за собой. Она услышала, как тут же щелкнул дверной замок противоположной квартиры.
Джозефина прислонилась спиной к недомытой снаружи двери, затем прошла в кухню.
— Негодяйка! — громко сказала она. — Дрянь какая! Все время шпионит за мной, мерзавка. Чего она добивается? Гадина!
Исчерпав запас известных ей бранных слов, она приняла успокоительные таблетки — сразу две штуки — и, рухнув на диван в гостиной, включила телевизор.
На стене возникла сидевшая за праздничным столом семья — молодые красивые родители и троица подростков-сыновей. Судя по показанной крупным планом индейке, это был рождественский обед. Остроумные реплики вызвали на губах измученной женщины слабую улыбку.
Вскоре она вновь погрузилась в сон.
Было 11.48 утра.
На этот раз — вероятно, из-за двух таблеток — сон оказался продолжительным и без сновидении.
Разбудили ее сыновья, и она жаловалась им на неприятную соседку. Мальчики не стали делать из этого секрет и тут же все рассказали благополучно вернувшемуся с работы Райну.
Тот искренне посочувствовал жене:
— Ты переутомилась, дорогая. Надо сменить обстановку. Может быть, куда-нибудь съездишь отдохнуть?
Такая перспектива испугала ее, и она робко проговорила:
— Мне все-таки больше нравится быть дома — я так люблю наш дом! А это просто нервы шалят… из-за глупой гусыни напротив.
— Как хочешь, — ответил муж, — но я постараюсь что-нибудь придумать.
Часы показывали 7.46 вечера.
— Господи, как медленно тянется время, — посетовала Джозефина.
— Ну, это кому как, — засмеялся Райн.
«Ей туго пришлось, — глядя в лицо жены, подумал Райн. — Наверное, я мало уделял ей внимания».
Теперь бессмысленно думать об этом, да и вообще — прагматик не оперирует такими понятиями, как угрызения совести. Что было, то уже кануло в вечность, и дело только в том, стоит ли повторять подобные поступки в будущем.
Ласковая улыбка тронула губы Райна, когда он вспомнил, как расцвела она, услышав о поставленной цели. Она, как и любое слабое существо, просто нуждалась в твердой и надежной опоре и вряд ли стала бы счастливее, поселившись в каком-нибудь уединенном доме вдали от города. Скорее всего, нет. Излишняя изолированность тоже совершенно невыносима.