Райн всегда и во всем полагался только на собственные силы. Он считал, что и на этот раз выдержит испытание. Но космос оказался сильнее, и под натиском обстоятельств недовольный Райн вынужден был уступить.
Конечно, это удар по гордости сильного человека, каким он всегда считал себя, но даже в угоду самолюбию он не предал бы дела, ставшего отныне смыслом его жизни: спасение доверившихся ему людей.
Итак, он принял решение: сегодня перед сном — снотворное, продитол — завтра.
Перед тем как покинуть главный отсек, Райн решил уточнить подробности действия лекарства. Он сделал запрос, и тут же на экране высветились слова ответа:
«Продитол относится к быстродействующим средствам, подавляющим ферментацию. Начало действия — через 10 минут после инъекции. Максимальное воздействие — в пределах последующего часа. Продолжительность действия в случае тяжелого поражения мозга — 24 часа после инъекции. Если по истечении этого срока галлюцинации возвращаются, следует продолжить инъекции до полного исчезновения болезненных симптомов, но не более 14 суток».
Подтвердив получение информации, Райн включил экран наружного обзора.
В сущности, это был обычный иллюминатор, но с помощью специальной голографической установки он превращался в огромное окно, распахнутое во внешний мир. Перед Райном тотчас возникло объемное изображение бездонной черноты с искорками бесконечно далеких звездочек-солнц.
Райн прищурил глаза. Прежде ему не случалось видеть какое-либо движение в этих глубинах, но на этот раз свет звезд временами как бы дрожал, подобно мареву в нагретом воздухе пустыни.
Райн отвел глаза от экрана, потер их и затем снова взглянул: ничего не изменилось. Более того, эти непонятные струи стали значительно отчетливее.
Райн попытался вспомнить, не попадались ли ему какие-либо упоминания о подобном явлении в лоции или в научных трудах по космонавтике. Но в памяти возникли лишь какие-то образы из фантастических романов — наподобие эскадры космических пришельцев.
Что ж, такое может быть и в реальности, но то, что Райн видел снаружи, не напоминало дымные хвосты выхлопных газов.
Скорее их можно было бы сравнить с туманом — но о каком тумане могла идти речь в космосе?
А между тем извивавшиеся струи все ближе подбирались к кораблю. Их становилось все больше, и теперь к танцу странных потоков присоединился звук — нечто вроде назойливого звона в ушах.
Туманные полосы постепенно уплотнились, начали вырисовываться некие формы… Что-то знакомое проступило в этом космическом желе: Райн прикрыл глаза, стараясь сосредоточиться… вспомнить…
Когда же он вновь открыл их — перед ним скалилось злобное лицо старухи. Как и в прошлых кошмарах, ее глаза скрывали черные очки, пудра осыпалась с морщинистых щек, злобная ухмылка накрашенных губ открывала желтые клыки.
Костлявая рука со скрюченными пальцами резко ударила по стеклу. Райн отшатнулся и на миг прикрыл тыльной стороной ладони глаза, словно защищаясь от нападения. В следующее мгновение жуткий призрак растаял…
Райн перевел дыхание и решил было выключить «увеличительное стекло» иллюминатора, но внезапно замер: ему показалось, что там, в открытом космосе, появились безумные танцоры из сумрачного зала… Навязчивый кошмар ожил…
Пока они еще довольно далеко, но постепенно их танцующий круг начал приближаться к кораблю. Теперь Райн убедился, что не ошибся: это были именно они — молодящиеся дамы в бальных нарядах, упитанные кавалеры во фраках. И непременные черные очки…
Звон в ушах сменила знакомая танцевальная мелодия. Танцоры подплыли почти вплотную к звездолету — черные стекла очков на бесстрастных лицах сверкнули в луче света, падавшего из иллюминатора.
Теперь в мелодию ворвались барабаны — в ней отчетливо послышалась угроза.
Райн в оцепенении застыл возле иллюминатора. Внезапно он услышал зов Александра и встрепенулся. Почему мальчик не в постели в такое позднее время? И почему он плачет?
Но тут же сообразил, что такого не может быть, — Алекс, как и все остальные, спит в контейнерном зале. Эта мысль на время успокоила его: они в безопасности, а на корабле все нормально. «Состояние нормальное»… Он позволил себе даже улыбнуться.
Он снова выглянул в окно — танцоры все еще там, — и Райн пожал плечами. Это лишь игра воображения, сказал он себе, она кончится завтра, после продитола. И кроме того, они не могут проникнуть внутрь… оказаться в рубке… снять очки… Снять очки!..
Услышав, что музыка смолкла, Райн с замиранием сердца обернулся к окну. Так и есть — тесной толпой они сгрудились невдалеке от иллюминатора, обратив к Райну лица-маски…
Их около тридцати. Шаг за шагом, единой слитной массой, они продолжали надвигаться на Райна. Шаг… еще один… и еще… И внезапно он в ужасе понял, что они не снаружи, а внутри корабля, в рубке — за его спиной…
Все, что Райн видел до этого, приписывая странной прихоти космоса, оказалось подлинным: он все время принимал отражения в стекле за действительность и радовался своей защищенности. А на самом деле они толпились позади него, ожидая, когда он обернется…
Волосы на голове встали дыбом от нечеловеческого ужаса, но Райн продолжал смотреть за окно, надеясь… На что? Обмануть их? А потом?.. Он спиной ощутил их напряженное ожидание. Так что же потом?!
Внезапно позади сбившихся в кучу танцоров Райн заметил всех обитателей контейнеров: его друзья и родственники стояли молча, повернув в его сторону равнодушные лица.
Да, они все здесь. Вот Джозефина, с непривычным для нее выражением безразличия, сделавшим милое круглое лицо почти жестоким. Рядом дядя Сидней и мальчики — мордашки детей странно неподвижны, взгляд устремлен во что-то неведомое; они приникли к старику, и тот обнял их за худенькие плечи; на морщинистом лице Сиднея — неприятная гримаса.
Здесь же чета Мастерсонов: Фред — самый старый друг Райна и модница Трейси. Ее пустой взгляд не удивил Райна: она и прежде была пустышкой, а вот равнодушие Фреда потрясло его. Взгляд Джеймса Генри хоть и упирался прямо в Райна, но тот не разглядел в нем ни искры сочувствия — ни любого другого человеческого чувства. Возле Генри жались обе его жены, одна — здоровая, другая — изнуренная беременностью. Вот брат Джон. На его усталом лице сохранился отзвук какого-то удивления, не вызванный, однако, происходящим. Брови Изабель, как всегда, нахмурены.
Пока Райн вглядывался в знакомые лица, танцоры вплотную подошли к нему — еще немного, и они ткнутся в его спину. Не в силах больше выносить эту пытку, Райн стремительно обернулся…
В помещении главного отсека он не увидел ни единой живой души — никого! Ни-ко-го! Обычная рубка космического корабля, разве что приборов несколько больше — все-таки это исследовательский звездолет, с какой-то потусторонней гордостью отметил про себя Райн. Приглушенные серо-зеленые тона стен, пультов, панелей, мягкое свечение индикаторов…
Райн стремительно повернулся к иллюминатору, стараясь углядеть за ним хотя бы малейший признак панического бегства наглой своры. Но и там никого. Только равнодушная чернота.
Ему захотелось крушить все подряд — лишь бы дать выход тому ужасу, который он только что пережил. В бессильной ярости он замолотил кулаками по гулкой стене, и боль несколько отрезвила его. Тогда он понял, что все это время натужно вопил, извергая из глубин памяти когда-то запавшие туда чудовищные богохульства.