– М-да… – произнес Соловец.
В тот же день Ларин и Волков отправились на Литейный проспект, в дом убитого Белодубровского. В одном из дворов-колодцев милиционеры отыскали продолговатое здание, уныло глядевшее на мир тусклыми окнами. Ларин и Волков вошли в подъезд через дверь с оторванной ручкой и, поднявшись на второй этаж, очутились возле сорок восьмой квартиры. Рядом с дверью находились два звонка, один из которых был безымянным, под вторым имелась подпись «Игнатьевы».
– Кому позвоним? – спросил Волков.
– Игнатьевы нам не нужны, – сказал Ларин, нажимая на безымянный звонок.
Ответа не последовало. Повторив попытку и не дождавшись ответа, оперативник нажал на кнопку с подписью «Игнатьевы». За дверью послышалось шевеление, заскрежетал замок, и на пороге появился невысокий человек с двухдневной небритостью, в майке и тренировочных брюках. Он что-то жевал, шевеля выступающими скулами. Увидев оперативников, жилец устало покачал головой.
– Агитировать пришли… – промычал он, продолжая жевательные движения.
Милиционеры переглянулись. Никогда их еще не принимали за агитаторов, ходящих по квартирам. Ларин достал и раскрыл перед жильцом удостоверение.
– Простите, без очков не вижу, – сказал обитатель квартиры.
– Капитан Ларин, Уголовный розыск, – представился оперативник.
– Старший лейтенант Волков, – сказал его коллега.
Возникла пауза.
– А… – протянул жилец. Затем он перешел на полушепот: – Вовка что-нибудь натворил?
– Если позволите, мы бы хотели продолжить разговор в квартире, – произнес Ларин.
Жилец обреченно вздохнул.
– Проходите, – сказал он.
Оперативники зашли в прихожую.
– Не возражаете, если поговорим на кухне, – предложил жилец, – а то мы с женой и моим товарищем в комнате обедаем…
– Не возражаем, – сказал Ларин.
Компания направилась на кухню. Оперативники прошли мимо приоткрытой двери в комнату, где за обеденным столом сидели женщина и мужчина. Увидев нежданных гостей, женщина выглянула в коридор.
– В чем дело, Леша? – обратилась она к мужу.
Тот махнул рукой:
– Сиди, я сам разберусь.
Оперативники и жилец оказались на просторной кухне с закопченными стенами и скрипучим полом, между деревянными досками которого чернели глубокие длинные щели. По углам стояли два стола с табуретками, два холодильника и плита. На стенах висели полки с посудой, банками для крупы и прочей кухонной утварью.
– Присаживайтесь, – сказал жилец.
Он указал рукой на две табуретки, стоявшие возле одного из столов. Хозяин расположился напротив оперативников.
– Скажите, как вас зовут? – спросил Ларин.
Жилец вспомнил, что забыл представиться.
– Игнатьев Алексей Иваныч, – торопливо сказал жилец. – Затем он кивнул в сторону своей комнаты: – Ко мне свояк в гости зашел. На обед. Сами понимаете – суббота, выходной день. Сын-то Вовка еще в школе…
– Понимаем, – сказал Волков.
– Извините, что оторвали вас, – произнес Ларин.
– Ничего, ничего… – успокоил оперативников Игнатьев.
Впрочем, по лицу жильца было видно, что ему jq не терпелось вернуться к покинутому застолью.
– Скажите, проживал ли в этой квартире пенсионер Александр Белодубровский? – спросил Волков.
– Да… – протянул Игнатьев. – Почему же проживал? Он и сейчас здесь проживает. Там его комната, рядом с кладовкой. – Игнатьев показал рукой в сторону коридора.
– Дело в том, – сказал Ларин, – что сегодня днем ваш сосед был найден мертвым в сквере на площади Островского.
Оперативникам важна была первая реакция жителя коммуналки. Возникла пауза. Игнатьев оценил услышанное, потерев ладонью лоб.
– Вот оно что… – наконец произнес он. – А я подумал…
– Вы подумали, что мы пришли к вам из-за вашего сына, – закончил его мысль Ларин.
– Правильно, – сказал жилец.
– А что могло, по-вашему, случиться сыном? – спросил Волков.
Игнатьев вздохнул:
– Четырнадцать лет, трудный возраст. Последний раз подрался с парнем из параллельного класса, так того в травмопункт с порванным ухом доставили. Пришлось зашивать. Нас с Тосей, с женой то есть, в школу вызвали. – Жилец перешел на шепот: – Я-то не пошел, сослался на болезнь. Пришлось Тосе все шишки на себя принимать. – В голосе Игнатьева появилась горечь. – Может, по рюмочке? – предложил он. – Заодно помянем старика, соседа моего.
– Нет, спасибо, – сказал Ларин. – Давайте поговорим о Белодубровском.
Игнатьев вздохнул:
– Да что говорить… Болезненный был старик, сердчишко у него пошаливало. Через это, наверное, и скончался?
Сосед убитого посмотрел на оперативников.
– Нет, Алексей Иваныч, – возразил Волков. – Вашего соседа убили. Его обнаружили с ножевой раной в груди.
Игнатьев покачал головой:
– Ну дела…
– Скажите, вы давно знали убитого? – спросил Ларин.
– Лет пятнадцать, с тех пор, как сюда въехали. Он раньше с женой жил, а три года назад она умерла.
– Кем он работал до выхода на пенсию?
– По хозяйственной части. Был завхозом в одной конторе, где-то на Васильевском…
– Название конторы не помните?
– Нет.
– Алексей Иваныч, – продолжил Волков, – вы не знаете, были у Белодубровского враги или завистники?
Игнатьев усмехнулся.
– А чему тут завидовать! – воскликнул он. – Нищий пенсионер, какими все мы когда-нибудь будем. – Сосед убитого вздохнул. – Извините, – сказал он, – я схожу в комнату за сигаретами.
– Пожалуйста, – кивнул Ларин.
Игнатьев оставил оперативников минуты на полторы, а когда вернулся, его потухший было взгляд весело искрился. Взяв в комнате сигареты, сосед убитого успел заодно пропустить рюмку с покинутыми сотрапезниками.
– Да… – сказал он, садясь на табуретку и закуривая, – кому же понадобилось его убивать?
– Нам это тоже интересно, – заметил Волков.
– А какие у вас были отношения с Белодубровским? – спросил Ларин.
Игнатьев глубоко затянулся и выпустил дым.
– Какие могут быть отношения с соседями по коммуналке… – сказал он. – Непростые.
– А поконкретнее? – попросил Волков.
– Вы когда-нибудь жили в коммуналке? – спросил Игнатьев.
– Алексей Иваныч, сейчас речь не о нас.
– Да, понимаю. Что касается меня, то я по коммуналкам помотался – «мама не горюй!». Видел всяких людей. Бывает, человек с виду приличный, а поживешь с ним бок о бок в соседних комнатах, мало не покажется!
Затушив сигарету, Игнатьев вынул из пачки еще одну.
– Так вот, я вам скажу, – продолжил он, – по сравнению с такими Александр Прокофьевич был приличным человеком. Жена его покойная, та, бывало, любила с моей поцапаться. Мы ведь тоже, чего греха таить, и выпить не дураки, и пошумим иногда. Ей это не нравилось. А муж ее – другое дело. Мы с ним, бывало, и по рюмке-другой пропустим. Правда, последнее время он стал воздерживаться. Здоровье, говорил, уже не то.
– Вы были знакомы с его родственниками? – спросил Ларин.
– Нет. Знаю, что у него дочь, уже немолодая женщина. Она с мужем как-то заходила сюда, но в основном он к ней в гости наведывался. А вот внук, тот часто заходил, но я с ним не общался. Так, здоровались в коридоре…
– Скажите, Белодубровский запирал свою комнату, когда уходил?
– Замок-то у него был, да только…
– Что?
– Последнее время я стал замечать, что иногда он его закрывает, иногда – нет. Один раз вообще – ушел, а дверь распахнутой оставил. Старость, сами понимаете, склероз. И потом… Честно говоря, что ему было запирать? Кто на его барахло польстится!