А девочке было уже все равно — горячечный бред накрыл ее с головой. Она не помнила, как очутилась в постели и сколько времени прошло прежде чем она смогла очнуться от кошмаров, в которых в алом море плавали какие-то странные черные пятна. Они гонялись за Анной в надежде поглотить ее или сделать еще что-то ужасное — девочка так и не поняла, потому что не дала ни одному из них до себя прикоснуться.
Мокрая и вспотевшая, она открыла глаза и уставилась в потолок. Жуткая слабость не давала повернуть голову, даже позвать хоть кого-нибудь, и девочка далеко не сразу поняла, что находится не у себя в комнате, а в лазарете при пансионе. Почему-то про это помещение ходило очень много страшилок у воспитанников. Может быть, потому что как и везде, в школе Святого Франциска не обходилось без смертей учащихся, и все они, за исключением случая годовалой давности, когда одна из девочек утонула в пруду, происходили тут.
Становилось все холоднее, ведь пропитавшаяся потом постель только лишь отбирала тепло, и Анна попробовала встать. Единственное, что у нее получилось, — сесть и дотянуться до кувшина с водой на тумбочке. Но даже полупустой, он оказался для ослабевшей воспитанницы настолько тяжелым, что чуть не выскользнул из рук, и девочка невольно подумала, что ей досталось бы за разбитую посуду.
Дрожащая от холода Анна поставила кувшин на место и оглянулась, решая, что делать. До соседней кровати было очень далеко, и она чуть не расплакалась от бессилия.
ГЛАВА 3
И только эта слабая мысль проникла в голову больной, как рядом присело существо в белом переднике, совершенно длинное, словно жердь, с человеческим лицом, но совершенно нечеловеческими глазами: две круглые линзы держались на носу, делая их невероятно огромными.
Это была сестра Аманда. Та самая сестра Аманда, про которую девчонки, побывавшие в лазарете, рассказывали жуткие истории — что она ест трупы с кладбища, а еще варит кошек и делает из них зелье, которым опаивает нерадивых учениц.
— Не спеши, я тебе налью в чашку, — голос у женщины оказался очень низким, почти мужским, ее поведение отличалось резкими движениями, как у деревянной куклы. — Анна, как твоя голова?
Девочка замерла, глядя огромными глазами на сестру Аманду. Она была готова признаться в чем угодно или согласиться с чем угодно, лишь бы не трогали.
— Хорошо, — хотела было проговорить Анна, но из горла вырвался лишь невнятный сип. Отсутствие сил лишь добавляло неприятности к происходящему. Девочка опять попыталась ответить, и в этот раз получилось уже лучше.
— У вас болит горло? — сестра поставила кувшин на стол, так и не дав Анне напиться, и натянула повыше белые перчатки. Она была очень недовольна, словно проглотила лимон или что-то очень кислое. На бледной коже появились пятна. — Тогда попробуем уколы. Всем девочкам очень полезны уколы, — заявила холодно и направилась к столу, который находился у дверей.
В ее отсутствие тени отступили, а за окном, оказалось, еще светит солнце.
— Не надо уколы, — просипела Анна и натянула на себя одеяло, стараясь поглубже забраться в холодную и влажную постель — подальше от внушающей ужас медсестры.
Та посмотрела на пациентку с суровою решительностью, громко простукав каблуками по больничной комнате, вернулась с блестящим предметом, наполненным какой-то зеленой жидкостью, и выудила Анну, схоронившуюся под одеялом, на свет.
Поручиться, что Аманда — человек, в тот момент не мог бы никто: ее черные глаза пугали и сверкали, как у настоящего дьявола.
— Будешь кричать и рыпаться, сделаю еще и снотворное, — намекнула медсестра. «Тогда ты точно не защитишься, — шепнули голоса. — Она хочет тебя сделать покорной».
Анна вздрогнула и затравленно огляделась по сторонам, но ничто не объясняло происходившее с ней и ничто не предвещало опасности, только страшная женщина с руками, упрятанными в перчатки. Девочка вдруг подумала, что это неспроста, наверняка под белой тканью что-то скрывается… ужасное… или отвратительное… Она сглотнула и с нескрываемым страхом воззрилась на сестру Аманду. Спавший жар вызывал крупную дрожь во всем теле и у Анны зуб на зуб не попадал.
— Вот так лучше. Послушная девочка, — женщина присела на кровать, неестественно согнувшись, словно только так могла менять положение тела. Она вновь смотрела на ученицу, у которой побледнело лицо, и взяла ее руку, чтобы постучать по венкам на сгибе локтя, добиваясь лучшего кровотока.