– Смотри, Александр, нам с тобой уже тридцать с хвостиком, еще немного, и останется только сожалеть об упущенных возможностях, – напомнил ему очевидную истину я. – Кстати, когда тебя уже спишут? В такие годы, по-моему, даже пилотов обычных самолетов к пенсии по выслуге лет готовят. Да и вообще график у сидящей здесь хитрой морды какой-то подозрительный, то по полгода носа не кажешь, а то на месяц в квартиру к родителям заселяешься.
– Покой нам только снится, а много будешь знать, скоро состаришься, – отшутился, как всегда, на вопрос о работе Александр, связанный кучей подписок о неразглашении. – Хм, показалось, или я слышал чей-то приглушенный вскрик? Неужели кто-то решил припомнить ощущения от близкого общения на подоконнике?
– Эээ… – Мои глаза зашарили по толпе бывших одноклассников. – Кажется, все наши девочки здесь. Преподавательницы полным составом тоже, хотя среди них никого моложе пятидесяти нет.
– Но какой-то подозрительный звук точно был, – настаивал Александр, и тут в мою голову чем-то больно стукнуло, вызвав локальный конец света.
Приходил я в себя долго и, кажется, неоднократно. Сознание то концентрировалось на окружающем пространстве, то вновь начинало скакать по неведомым далям, сбиваясь на мысли о вонючем общественном туалете и почему-то об Оле. В один из моментов просветления понял, почему. Прямо передо мной лежали ножки, которыми совсем недавно любовался каждый мужчина на встрече выпускников. Только они, и ничего больше. Их хозяйку, которую я когда-то жаждал всеми фибрами своей души, неведомая сила разорвала пополам, и теперь нижняя часть трупа валялась практически у меня перед носом, источая ароматы бойни и выгребной ямы. Щегольские черные штаны были забрызганы продуктами пищеварения.
– Игорь, ты живой? – голос Александра сопровождался оглушительным треском над ухом и сильным рывком, от которого меня незамедлительно вырвало еще раз. Когда, наконец, глаза сфокусировались, то они не сразу поверили увиденному. Мой старый друг прятался за нелепым завалом из парт, где помимо него находилось несколько наших бывших одноклассников, часть из которых была ранена. А еще он палил из пистолета в сторону громадной дыры в стене. В спину мне упиралась обломанная ножка парты. В разгромленное помещение с гортанными возгласами на непонятном языке заглядывали многочисленные фигуры в черных масках, камуфляже и с какими-то короткими автоматами в руках. Но они почему-то не стреляли. Оружие приятеля явно не могло остановить такую волну нападающих. Однако с этим сносно справлялись два человека, одетых в униформу дворников, буквально заливающих противника огнем. Кажется, я их видел при подходе к зданию школы, они двор подметали. Стоп, а что с Олей? Мне показалось, или…?
Взгляд, брошенный на место, где я только что лежал, снова вызвал дурноту. Сомнений не было. Моя и Александра первая любовь мертва. Верхняя часть тела Ольги лежала чуть дальше, вместе с тем, что ее отсекло, громадной, покрытой кровью арматуриной, наверняка вырванной из стены вырубившим меня взрывом. Который, тем не менее, не нанес помещению значительных разрушений, словно был грамотно рассчитан и направлен всей своей мощью исключительно на уничтожение определенной цели. Если не считать дыры в стене и тех, кому выпала злая доля стоять рядом с ней, то класс даже ударной волной особо не повредило. На смену растерянности и ужасу пришла злость. Чувства, казалось бы, давно забытые и похороненные, вновь шевельнулись в моей душе, наполнив ее жутким гневом, в руку сама собой легла отломанная ножка парты.
И тут часть потолка обвалилась. Просто рухнула, и все, явив взгляду небольшое отверстие правильной формы примерно полтора метра диаметром. Оттуда, словно обезьяны, упали два типа в масках. И свалились они почти на голову Александру, которого немедленно повалили на пол и стали опутывать непонятно откуда взявшейся сетью.
– Сволочи! – только состоянием шока можно объяснить то, что я так глупо подставился, встав во весь рост и бросившись на них. И, естественно, идиота, ведомого порывом неистового бешенства, подстрелили. Но уже после того, как ножка парты проломила череп ближайшему типу. Не уверен даже, что попали в меня не «дворники». Слишком уж много летало свинца по такому маленькому помещению, рикошетя от стен. Мир примерно на третьем или четвертом шаге после того, как в спину мне вонзилось огненное жало выстрела, вспыхнул алым цветом и погас, как выключенный экран компьютера.
Когда в темную бездну небытия, в которую мне пришлось провалиться, начал проникать свет, я смотрел на него равнодушно. Чувства еще не включились, и разум тоже не работал. А когда они наконец начали функционировать, то даже и мысли о рае не возникло. Вряд ли в загробном мире имеется такое количество хитрой аппаратуры, нависающей со всех сторон. И одну знакомую рожу туда точно не выпустят.