-Перед дыбой и топором палача все равны. Ибо таков закон. – Заключил в конечном счете в тот солнечный день родитель Осмэра.
Как и было сказано ранее, кузнец испытывал сложную палитру чувств и эмоций. Застрявшее в чертогах разума воспоминание твердило ему – это капкан, засада, смертельная опасность. Можно называть это как угодно, но Осмэр явно чувствовал барабанящую в висках тревогу. Он осмотрелся, прислушался. Если не брать во внимание тихое сопение нуждающегося в помощи бродяги, то на улице царила тишина. Осмэр допускал, что мерзавцы могли обойти принадлежащие ему строения с обратной стороны. Сделав несколько шагов, он выглянул из-за одного угла. Потом проделав тоже самое, но в другом направлении, мужчина повторил маневр. Он даже прошел вдоль стены и осмотрел задний двор, понятное дело, не спуская глаз с вторженца. Лишь спустя какое-то время, когда сверкнула гостья из под небес, усач поднял несчастного на руки и понес в дом.
Он вошел в жилище когда землю накрыл сильнейший раскат грома, а по крыше застрекотали первые капли. Стоило растопить печь, и уложив своего уже гостя на набитый соломой тюфяк, мужчина так и поступил. Заплясал огонь. Стало теплее. Могло показаться, что наступил вечер – свет стал серым. Однако разразившийся страстью ливень, коих давненько не было в Табриэйне, намекал на то, что солнце скрылось за переплетением такого невероятного количества туч, что будь они боевыми кораблями, с их помощью можно было завоевать все северное побережье королевства. Вскоре шум водной стены заполнил собой все, как если бы боевым судам поступил приказ атаковать города, маяки, и рыбацкие деревни.
-Тише-е. Тише-е. – Склонился над незнакомцем Осмэр. Или незнакомцем он казался только на первый взгляд. Парень держался за руку, на которой красовалась измученная болотом диковинная перчатка, и иногда постанывал от боли. Осмэр прокручивал в голове – где он мог ее видеть. Зоркий глаз кузнеца скользнул по линиям испачканного лица, по скулам, сжатой челюсти, нахмуренному лбу, и вдруг озарение случилось. Сверкнула молния.
– Твою мать. – Округлились его глаза. – Ты же тот сыщик. – Чудовищной силы гром напомнил о взрыве и знамении. Один старожила как-то рассказывал Осмэру, даже пугал его, что когда темный владыка Амодей решится на свою самую главную авантюру, небо затянут черные тучи. Рэйнар не сможет пробиться сквозь завесу. Он будет яростно швырять молнии, чтобы разогнать зловещий покров. А после – реветь нечеловеческими раскатами так, что задрожит земля. В это время из под земли встанут те, кого давно забыли – души проклятых, жаждущие вернуться в мир живых и загнать все человечество в царство вечного сна.
В одной запрещенной книге сказано, что Амодей пришел к Луциану с предложением. Он отметил, что в мире мертвых становится тесно, что предков одолевает ярость на их потомков. Эта ненависть хлынет однажды в мир, что так рьяно защищает Рэйнар. И тогда начнется великий пир смерти…
Осмэр отвесил подзатыльник забулдыге тогда, пригрозив в следующий раз рассказать старосте душещипательную историю. Однако сейчас, во всяком случае на какую-то секунду, он даже поверил расказщику.
-Так. Прошу побыть здесь. Я сейчас… Сейчас… – Он открыл ключом сундук, нашел в нем дорожный плащ с капюшоном, и вышел на улицу…
Говоря о том, почему Монро потерял сознание, стоит упомянуть вновь образовавшийся перелом, а также сильную истощенность организма. Грисельд осуществил немыслимый рывок по заболоченной местности, и чудом не угодил в трясину снова. Второй такой раз мог оказаться фатальным, но у страха глаза, как известно, велики.
Монро пришел в себя в знакомом помещении утром следующего дня. В воздухе приятно пахло травами и ромашкой, а по шее скользнул ветерок из щели где-то в стене.
Вопреки книжным романам литературы ужасов, доступным для чтения в большинстве своем представителям знати, Грисельд Монро пережил, вероятно, самые леденящие кровь минуты своей жизни не глубокой ночью. Сумасшедший кошмар настиг его днем. Нити воспоминаний постепенно восстанавливались, рисуя в голове мозаику из картинок убийственной резни. Покрытый зеленоватым илом великан высотой не менее трех метров, возник буквально из неоткуда. Земляная глыба чем-то отдаленно похожая на человеческую фигуру, настолько стремительно вырвалась из трясины, что вряд ли хоть кто-то из присутствующих мог оказать сопротивление. «Если древние фолианты о чудовищах не врут, и смертным действительно суждено столкнуться с силами тьмы, то нам конец.» – Думал Монро.
Он, к слову, смотрел на правую руку радуясь, что боль ушла, а кисть и предплечье перемотали бечевкой. Зафиксированная конечность не успела срастись и похоже на то, что ситуация вернулась к исходной точке. К тому самому моменту, когда Грисельд со всей силы ударил Золотого жука прямиком в металлическую защиту. Шлем встретил костяшки с достоинством. Уродливая физиономия наемника не так давно тоже, казалось, встретила хитроумно разработанный кастет с достоинством, но костяшки нападавшего перчатка все равно не уберегла. Сама перчатка, пока доведенный до отчаяния мужчина пересекал болота, также буквально рассыпалась на глазах…
Говоря о глазах – пока Монро преодолевал опасный участок местности, перед ним то и дело возникал образ. Это было не имевшее носа торфяное лицо с впадинами вместо глаз. Рот у монстра тоже имелся. Грисельд отчетливо помнил, как с безудержной яростью чудовище ревело в тот самый миг, когда разорвало на куски командира бесславной дружины. Очередным просветом воспоминания материализовывалась картина, как болотный зверь, если его допустимо так называть, смахивает кровь со лба – подобно человеку. Если Монро не ошибся, то впадины на месте глаз тоже были подвижны. Таким образом можно было сделать вывод, что болотная нечисть прищурилась в момент атаки. Возникло еще предположение, что тварь испытывала эмоции, похожие на человеческие, однако господин Монро спешно выбросил из головы подобные суждения…
«Все случилось слишком быстро… Моя рука снова сломана. Моя воля… Тоже? И что теперь? Как можно противостоять этому? Легенды из сказок оживают на глазах.» – Он досадно усмехнулся, проведя кончиками пальцев по водной глади. «Остыла.» – Попытавшись вылезти из ушата, Монро сделал себе только хуже. Сил все еще не было, а боль вернулась. Он чуть не перевернул деревянное корыто на глазах у вошедшей в дом девушки, которая не растерялась, и спешно оказала помощь голому мужчине…
Бытовые проблемы прошли спустя день; ментальные стремительно зрели – как если использовать метафору о ягодах и цветах. Монро был сам не свой. На смену страху пришла обида. На смену обиде – ненависть. Ливень продолжал, как ни странно, лить, а замкнувшийся в себе мужчина предпочитал проводить время в одиночестве. Иногда он навещал вороного друга в сарае корчмы. Временами посещал и саму корчму. Каждый раз когда кто-то из местных; будь то Патрик, Зенгрин или Лукреция – пытались заговорить с ним, Монро прерывал диалог жестом, и спешно удалялся… А спустя два дня он только уточнил у Патрика – не вернулся ли Рослин Ковальд. Староста не нашел подходящих слов. Он лишь пожал плечами, и Грисельд тут же покинул его. Только на этот раз что-то изменилось. Сыщик опрокинул очередную рюмку огненной воды, и решительно вышел из харчевни. Он что-то задумал. Патрик точно это знал. Что именно, деревенский старожила спросить так и не решился…