Корчмарь оказался весьма обходительным малым. Пока гость высушивал вещи, пил горячий отвар из все того же шиповника, тот любезно принес похлебку из рыбной требухи и миску бобов с мясом. Дождавшись, когда дождь перестанет, Монро вышел на улицу…
Времени до вечера было достаточно, и Грисельд решил провести его с пользой. Он ходил по деревне, опрашивал местных. Результат от этого был нулевой, но Монро упорно занимался делом. Он познакомился с местным кузнецом, странноватым священником, а также с каким-то пьяницей. Пьяница толковал, что староста уже не тот, что он потерял хватку. Зато хватка по мнению выпивохи имелась у старшего Ковальда. К чему подобные разговоры могли привести, Монро прекрасно понимал, и тогда он в предельно ясной форме попросил пропойцу придержать язык.
Вскоре досталось и старосте. После того как господин Монро написал письмо Сабиту Вогану о том, что задержится, и поиски сына его ученика затянутся, он вывел Патрика на улицу и не дожидаясь, когда Патрик откроет рот — отчитал его по полной программе:
— Да вас на вилы поднимут! Вы хоть в курсе, что местные говорят? Пироги там свои печете да с детьми играете.
— Да как ты…? — Возмутился было Патрик, но тут же пожалел.
— Слышишь ты, сукин сын? — Взял его за грудки Монро. — Тебе не этим нужно заниматься, а следить за настроением деревни. Настроение — дерьмовое. Успокой их. Если Рослин раздаст всем вилы, на этих же вилах тебя и поднимут. Сегодня вечером ты должен выступить — если хочешь сохранить свое положение.
— Так и что я им скажу, господин Бунэ? Кристиан?
— Скажешь, что все под контролем. Мне тебя учить как разговаривать с местными? — Он оттолкнул мужчину и пошел прочь.
Дело оставалось за малым. Патрик собрал людей. Речь его была проникновенной — публика слушала в тишине. Один Рослин бурчал что-то себе под нос, ловя не добрый взгляд новоприбывшего сыщика, и иногда с укором поглядывая на своего младшего брата Освальда. В остальном, думалось, господину Монро — все прошло как по маслу. Даже священник и кузнец ничего не сказали и никак не перечили, а лояльный старосте Зенгрин по доброму улыбнулся после того, как оратор объявил, что в корчме можно как прежде пить и гулять на всю катушку. Пусть и культурно.
— Не забыл, что вечером ты занят другими делами? — Взяла спасителя за руку Лукреция.
— Не забыл. — Улыбнулся защитник.
3.4
Тени рождались и умирали в сонных дебрях и топях. Патрик не врал. Тракт размыла распутица — да так, что местами от него совсем ничего не осталось. Покрытая мхом гладь зеркала воды растворялась в сумраке. Тоскливое место — гораздо более гиблое, чем те болота, что облюбовали деревню с запада. Во всяком случае к такому выводу пришел Грисельд. Он держался в седле уверенно. Вокруг тишина, нарушаемая тяжелыми ударами копыт. Только он и Вихрь, который в этот раз не спешил и был покладист как никогда. Пару раз Монро слезал с верного друга, шел пешком. А когда утро подарило друзьям внятную видимость, всадник затушил огонь. На время путь стал легче. Однако вскоре тропа скрылась под толщей маслянистого торфа. Господство гнилостного пейзажа, расписанного слоями тины, становилось несгибаемым и одновременно пугающим. Островки безопасности стали меньше, а медленно умирающий лес, превратился в непроходимый, густой лабиринт не прощающий ошибок…
Друзья шли медленно. Грисельд выверял каждый шаг, слушая загадочную, но в то же время манящую тишину. Он переступил ствол давно упавшего векового древа, нащупал тропу, и двинулся дальше. Нельзя было сворачивать, хотя Монро уже и не был до конца уверен, что они идут в правильном направлении. Надежда на то, что он не сбился с пути все же присутствовала, и вскоре парень с облегчением вздохнул. Трудный участок был позади.
Монро не ел, на привал они так и не остановились. Все потому что в воздухе витал смрад беспокойства. Посетив места подобные этому, всякий путник начинал верить в небылицы, и рисовать фантомы. И первый призрак не заставил себя долго ждать. Он явил себя защитнику деревни в полдень. Когда солнце заслонил слой туч. Повернув голову в направлении одного из голых кустарников, что склонялись над нескончаемой прорвой мха, Грисельд увидел белый, покрытый морщинами и складками лоб. Присмотревшись, он узрел глаза. Полные жалости и непонимания чернеющие в болотной жиже глаза. Мертвая голова Ариана Гато поднималась из воды. Его челюсть шевелилась из стороны в сторону, образовывая вокруг покойника водные круги. Остатки сальных волос витиевато уходили в мутную жидкость, а потом сползали, оголяя череп, с которого частично был снят скальп. Висельник зафиксировал взгляд на жертве. Грисельд застыл. А потом увидел, как в небо взмыл пернатый мерзавец, оставляя на месте, где мгновение назад был Гато — мирно качающуюся ветку.