Баротсе — первоначально они назывались балуйи — обосновались в бассейне Замбези лет триста назад. Хамиты по внешнему виду, они занимались главным образом скотоводством. У них существовало разделение на касты. Пришельцы застали в этих краях матриархальных земледельцев, не знавших социальной иерархии. Баротсе превратили их в своих вассалов, но, вступив в контакт с оседлыми племенами, изменились и сами.
Между баротсе и овамбо много общего как в физическом облике, так и с точки зрения путей миграции. Баротсе сразу же стали неотъемлемой частью замбезийской среды.
В конце XVIII века Мванасерунду в широком масштабе приступил к покорению окружающих племен. Он еще не добрался до мамбукушей, обосновавшихся ниже по течению реки; их покорением занялся его юный племянник Мулиа, правая рука вождя. Остановимся подробнее на этих событиях.
Вождь мамбукушей Синупгу погиб в битве, и множество его подданных попало в рабство. Но его брату Лепеланги удалось вывести остаток племени в направлении слияния Замбези с Линьянти (так называется участок нижнего течения Квавдо в Калахари) и укрыться на острове Импалира, удобном для защиты. Несмотря на относительную безопасность, несколько семей предпочли уйти еще дальше от преследователей; они пошли на запад, в леса Бонги, к болотам Окаванго, где до сих пор живут вместо с макалахари.
Неистовый Мулиа увел тем временем пленников на север, вверх по коридору Замбези, ко двору короля Мванасерунду, который должен был решить их судьбу. В пути, когда отряд проходил мимо острова Мабета, Мулла приказал оставить там прекрасную пленницу Лукунгу — племянницу побежденного Синупгу. Нескольких часовых было вполне достаточно для ее охраны!
Возможно, он действовал из лучших побуждений, посадив там же под арест двух кузенов молодой женщины — Машамбу и Maбунгу, покорившихся только для видимости. При первой же возможности, когда надзор конвоиров ослаб, они убежали на запад, уведя с собой немало людей.
Бегство было хорошо рассчитано, Мамбукуши знали, что обеспечат свои тыл, если достигнут вод широкой Маши. А по ту сторону реки начинались девственные леса Анголы; беглецы надеялись, что там их не будут преследовать; так и случилось. Мванасерунду забыл о них, потом умер. А его наследники были не столь настойчивыми… вплоть до царствования Н’Гомбалы.
Тот решил возродить воинственные традиции. Сначала он пошел на мамбукушей, обитавших у слияния Замбези с Линьянти. Их он покорил без боя, испугав числом своих воинов. Тогда же он подчинил своей воле масубия, соседей и друзей мамбукушей. Победитель, однако, ограничился тем, что оставил у побежденных племен сборщиков налогов.
Наконец он добрался до ангольских беглецов, которыми все еще командовали храбрые Мангамба и Мабунга — инициаторы бегства. Не желая подвергаться риску длительной войны со слишком мощным соперником, вожди мамбукушей вступили в переговоры: дело ее там кончилось назначением сборщика налогов. Машамба с Мабунгой даже воспользовались этим договором, чтобы добиться восстановления в правах своей кузины Лукунги.
Потом они коварно нарушили соглашение и, углубляясь все дальше и дальше в леса, достигли Окаванго, где стали труднодоступными для незадачливых сборщиков контрибуции. Так беглецы снова попали в забвение, удобное для них.
К тому же в Баротселенде хватало своих неприятностей, чтобы почти не интересоваться судьбой этих беглецов. Наследники Н’Гомбалы не отличались энергией. В 1841 году пришедшие из Басутоленда макололо наводнили страну. Их вождь Себитване (или Себитуана) оказался очень ловким правителем. Он подкупал мягкостью. Из своей столицы, построенной на юге, на Линьянти, он управлял страной через снисходительных наместников. В 1850 году, незадолго до своей смерти, он принял Ливингстона.
С кончиной Себитване все изменилось. Сын его Секелету перевел свои двор в Сешеке, где вскоре умер от проказы. Воспользовавшись моментом — в 1865 году, поджидавший своего часа Сепона, молодой князь баротсе, устроил макололо «Варфоломеевскую ночь».
Восстановив свой трон, он вернул престолу его блеск, но установил на подвластной территории слишком жестокий режим. В 1876 году Сепона был смертельно ранен своими недовольными подданными.
Один из его племянников наследовал троп Сепоны, но ненадолго. У другого же племянника, Левианики, было долгое и славное царствование.
После кончины Леваники правили его сыновья Йета III и Имунко. Их младший брат, нынешний правитель Мванавина III, и принял меня и 1962 году.
СЛАВНЫЙ КОРОЛЬ
«Сессна», вылетевшая из Ливингстона, доставила меня вместе с Луи де Коптансоном в Монгу — местопребывание административных служб, созданных англичанами для Баротселенда[28]. Мы попросили аудиенцию у Мванавины.
Его резиденция — Леалви — окружена излучинами реки и расположена довольно далеко от Монгу. Порой в большую засуху до нее можно добираться по суше. Но мы прибыли в благоприятный период: в этот год вода недостаточно спала. Итак, мы взяли лодку.
В начале вашего плавания пирогу несло течением. С крутых берегов рыбаки забрасывали леску между ныряющими бакланами — своими конкурентами. Потом мы достигли рукава Замбези, которая вилась среди топких лугов, недоступных поклонникам удилища. Только зимородки составляли нам компанию, порхая над потоком и таская добычу в свои галерейные гнезда, видневшиеся в береговых откосах. Цапли, ибисы, дикие утки и гуси резвились на просторе. На одиноких, разделенных большими промежутками деревьях бормотали крупные черные птицы, которых здесь называют «открытыми клювами», потому что нескладные нижние челюсти не могут у них сомкнуться с верхними и остается зазор.
Когда идет дождь, здесь все покрывается водой. Можно плыть куда хочешь… Однажды реки Манги и Замбези даже объединились, их русла превратились в одно сплошное озеро.
За два часа гребных гонок мы забыли о цели своей поездки, однако она сама вдруг напомнила о себе, и весьма неприятным способом. Ответвление реки, которое должно было привести нас в Леалви, пересохло или, скорее, стало слоем грязи! Пришлось снимать штаны, надетые ради визита к королю, и заканчивать еще довольно далекий путь босиком, с туфлями в руках.
На пригорке перед тростниковой оградой резиденции Мванавины никого. Следовательно, за нашим смешным прибытием не наблюдали. Тем более не увидят, как мы будем одеваться под прикрытием хилой рощицы. По крайней мере мы на это надеялись.
Восстановив благопристойную внешность, направились ко дворцу. Его цветной соломенный массив с выступающими соломенными же крышами напоминал резиденцию эфиопского феодала. Перед входным проемом мы уже, было, приготовились закричать: «Эй, кто-нибудь!», как навстречу вышел человек, без сомнения, все время следивший за нами. Он не переставая хлопал в ладоши, склоняя в приветствии голову и корпус. Что-то бормоча, конечно приятное, он, пятясь, вводил нас в официальный вход: либанга-лакута. Наш чичероне привел нас и кашанди — красивую длинную, обтекаемой формы хижину для приемов.
Внутри никого не было. Предоставленные самим себе, мы любовались обширным нефом, целиком заставленным произведениями местного искусства: гончарными изделиями и предметами из плетеной тесьмы, выставленными напоказ. Но паше внимание отвлекли снова хлопки, послышавшиеся снаружи и постепенно нараставшие.
Прибыл его величество Литунга («власть») в сопровождении Мойо Имвамбо («жизнь») — первой из двадцати его супруг. Пять министров, стоя на коленях, хлопали в ладоши; когда королевская чета подходила к ним, министры поспешно отодвигались, освобождая проход, потом возобновляли свой церемониал.
Дородный Мванавина с лукавой улыбкой на лицо мило продемонстрировал нам свое расположение. На нем были куртка и панталоны, как у покойного Леваники, принимавшего первых миссионеров: уже в те времена европейский костюм символизировал у африканских монархов могущество…
28
На примере Баротселенда можно достаточно легко убедиться как в действительной роли традиционных вождей, так и в том месте, какое они занимали в практике британского колониализма. (комментарий Л. Е. Куббеля)