Испытав за семь лет другие не слитком почетные профессии — садовника, повара, гарсона в кафе, — он вернулся в деревню. Но одно только пребывание в столице окружило Нгобени в его далеких горах ореолом известности. Его нанял торговец из соседнего Цанепа. Еще семь лет в тени этого ловкого босса он приобретал опыт. И в 1947 году открыл на собственные сбережения мясную лавку в Летабе.
Он знал, где дешево купить, и хорошо торговал. От одной лавки дело расширилось до нескольких. Он накупил земельных участков. Теперь Нгобени — магнат, который ездит на американском автомобиле. Он правит бычьим Трансваалем. У фортуны повсюду одно лицо, каким бы оно ни было — белым или черным![38]
Он не устраивал для нас танцев… Ничего, кроме широкой улыбки и рукопожатия счастливого смертного. Его стоило поздравить. Тем не менее, вечный ретроград, я предпочитал перья демари и Мамитуа золотым кольцам бычьего короля. И уголок своего сердца я отдал королям гор, а не этому принцу бифштексов.
ЗЕМНОЙ РАЙ ПАРКА КРЮГЕРА
От резервации Мамитуа достаточно спуститься с гор параллельно Летабе, чтобы через какую-то сотню километров прибыть в парк Крюгера.
Мы проехали очень близко от мест, когда-то известных и снова ставших известными, — это Пхалаборва. Байту добывали, там в течение многих веков железо и медь. В дебрях еще видны остатки их забоев, вонзившихся в гранитные холмы и глиняные горны, где они плавили руду. У местных банту не было другого занятия. Они не возделывали землю, не выращивали скот, потому что производимых ими оружия и украшении, шедших на продажу всем соседним племенам, хватало, чтобы обеспечить существование.
После но меньшей мере трехсотлетней деятельности добыча прекратилась около 1840 года, когда пришли белые с более совершенными техническими средствами добычи руд. Эти пионеры были вынуждены отказаться от добычи руды из-за непомерно высоких транспортных расходов. Они не знали и двадцатой доли тех богатств Пхалаборвы, что открыла современная геологоразведка.
Пхалаборва дает медной руды больше и лучшего качества, чем многие другие рудники Африки. Туда уже провели железную дорогу, линию электропередачи. Бывшая пустынная зона вскоре превратится в один из муравейников промышленной эры.
Описав излучину, река Летаба догнала нас, и мы вступили в Маланене — в земной рай, который я бы назвал вестибюлем Мозамбика. Там охотник братски сосуществует с животными, бывшими его обычной мишенью. Обрадованный исследователь находит там приветливый лес, тем по менее подвергающий его испытанию. И оба — исследователь и охотник — спрашивают себя: «Как произошло такое чудо?»
Это случилось в 1902 году. Пауль Крюгер, став в завершение своей карьеры президентом Республики Трансвааль, всего лишь за два года до своей смерти выдвинул «грандиозную идею». Удрученный опустошениями фауны за годы хозяйничанья белых в Южной Африке, Крюгер решил основать огромный оазис, где смогло бы возродиться и умножиться поголовье диких животных. Он поручил эту трудную задачу Джеймсу Стивенсону Хамильтону — своему другу, любителю животных, бывшему охотнику, у которого, однако, оказалось мягкое сердце. Этот офицер поселился южнее современного Национального парка. Туземцы быстро прозвали его «Скукуза» — всепотрясающий.
Он сам выбрал двух недюжинных помощников. Один из них в бытность свою владельцем ранчо победил в рукопашной схватке с одним кинжалом льва. Фаланга охранников парка Крюгера начинается этим трио.
Двадцать пять лет прошло в разметке дорог, установке лагерей, обеспечении равновесия между хищниками и антилопами — порой приходилось и стрелять… В 1927 году парк принял первых посетителей.
Я довольно долго пробыл в парке вместе с П. В. Тобиасом. Опытный ван дер Схюфф, назначенный доктором Нелем сопровождать нас, ждал в лагере Летаба. Полезным для нас оказалось знакомство с Франсуа Жубером, начальником лагеря Шингвидзи — самого дальнего, близ границы с Мозамбиком. Жубер — потомок французского кальвиниста. Он служил в Европе в 1918 году военным летчиком и сохранил теплые воспоминания о Марселе.
Почти всем, что я хочу сообщить о парке Крюгера, я обязан сведениям, полученным от них. Как и большинство людей, путешествовавших по джунглям, я знал всех животных в движении. Здесь же они жили «оседло», доступные наблюдениям в спокойной обстановке. Их изучали вблизи, выявляя мельчайшие детали их нравов, о которых в других условиях ученые даже бы и не подозревали.
Тропик Козерога пересекает парк несколько севернее Летабы и долит его на две различные части: южную — со сравнительно умеренным, субтропическим климатом и северную (где расположен Шингвидзп) — тропическую. На севере более густая растительность, обилие рощ монани; это богатейший вольер для птиц и излюбленный район слонов: там их 2500.
Спокойствие не мешает слонам порой ломать деревья. Мы этому удивлялись, но Жубер объяснил, что в этом не было потребности разрушать: слоны валили деревья, чтобы безо всякого труда присвоить себе аппетитные плоды или почки.
У бушменов на островке Ко я не догадывался, что могу опьянеть от слив марула. Я даже съел их несколько штук. Но не объелся ими, как слоны! Они так наедаются этими сливами, что удаляются, пошатываясь. Только в этом состоянии слоны способны прийти в ярость.
— Но не они одни ценят сливы, — сказал мне Жубер, — бородавочники и даже дикобразы ради слив часто сворачивают с пути!
Он рассказал мне о ежедневном рационе толстокожих, который я не мог проверить из-за отсутствия в буше средств измерения и взвешивания: 450 килограммов зелени, 60 литров воды. И он разбил мои иллюзии об их предельной скорости, которую люди имеют тенденцию преувеличивать под впечатлением пришедшей в движение массы животных; скорость слонов не превосходит 30 километров в час.
Великолепная операция была проведена в парке в 1966 году, чтобы поймать и доставить молодых слонов в Соединенные Штаты.
С вертолета, летевшего на очень маленькой высоте, в животных стреляли из лука, причем концы стрел были пропитаны снотворным. Выведя из строя одного, старались удалить стадо, чтобы наземный отряд смог подогнать автомобиль и погрузить слоненка.
Охотники сообщали, что «семейные узы», существующие среди толстокожих, создавали серьезные трудности. Матери не только пытались поднять заснувшего ребенка, но еще и пробовали схватить вертолет своим хоботом…
Наконец животные весом от 350 до 700 килограммов были пойманы и отосланы в специальный загон, где их готовили к отправке в США. Отлавливая слонов, охотники выполняли программу Совета национальных парков, желавшего избежать «перенаселения», которое может произойти в результате отмеченного учеными роста количества слонов.
Мы покинули слонов после встречи с одиноким мизантропом. Покрытый густым слоем мух, он стоически обсыпал себя песком. Но так как мухи продолжали к нему липнуть, слон медленными шагами направился к реке, чтобы принять душ.
Крокодилы при нашем приближении не соизволили нырнуть, так же как в свое время перед моими пирогами в болотах. Один из них завтракал остатками импалы, несомненно доставшейся в наследство от наевшегося льва. Крокодил жевал с трудом, несмотря на обилие зубов. И при каждом глотке нищи он принимал такой вид, будто вот-вот подавится.
Несколько бегемотов, плававших, словно стволы деревьев, бросали на него полузлобные, полунасмешливые взгляды: они, казалось, считали, что, если бы этот ужасный любитель их потомства удовлетворялся травой, как они, ему не было бы столь трудно глотать!
По вечерам на берега рек выходят разнообразные антилопы: черные саблерогие и их пегие сестры — чалые антилопы, болотные антилопы с круглыми белыми отметинами на ягодицах, самые большие антилопы каппы, цессебе — самые быстрые из антилоп, антилопы куду с витыми рогами.
Бродят объединенные стада гну и зебр. Дикие буйволы пьют в стороне. Однажды, когда мы хорошо спрятались, пятнадцать мощно вооруженных голов все разом наклонились к воде на противоположном берегу.
38
Нгобени едва ли можно считать «символом надежды»: но говоря уже о том, что для подавляющего большинства черного населения ЮАР путь частнокапиталистического предпринимательства просто недоступен, даже «вырвавшиеся» отдельные черные предприниматели в современных условиях никогда по смогут освободиться от контроля и дискриминационных мер со стороны белого монополистического капитала, остающегося безраздельным хозяином в стране. (комментарий Л. Е. Куббеля)