Алексей Тарасенко
ЧЕРНЫЙ КРЕСТ
Часть I
01. Мы вошли в маленькую комнатку — два на четыре метра. Там уже стоял офицер, который должен был нас проинструктировать насчет всего и все разъяснить.
А я-то уже было точно стал считать, что все это — легенда нашего училища.
Бетонные стены, выкрашенные в синий цвет. Пять маленьких железных табуреток.
— Если вы хотите, то можете присесть…
— Нет, спасибо, не хотим.
Офицер называет нас, всех пятерых. Мы входим по пять человек по списку. Отзываемся: «Есть!»
Происходит инструктаж: «Значит так, вы входите в комнату и прямо попадаете на позицию для стрельбы. У каждого из вас по одному магазину для автомата и по одной обойме для пистолета. Магазин и обойма пронумерованы вашим индивидуальным номером, и только если номера совпадают, вы допускаетесь на огневую позицию. На вас будет надет микрофон, куда вы будете докладывать о своих действиях, и наушник, откуда, если это надо, вы будете получать инструкции. За вами будут следить старшие офицеры, не являющиеся вашими преподавателями, через видеокамеры, находящиеся в углах комнаты. Далее… вы входите в комнату и попадаете на позицию для стрельбы. Заряжаете автомат, взводите его и докладываете о своей готовности. Затем стреляете. Как вам стрелять, вы вольны решать сами. Одиночными выстрелами, короткими очередями, длинными — решаете только вы. После, отстрелявшись, вы должны разрядить автомат — вынуть рожок, поставить на предохранитель. Затем вы должны зарядить пистолет, подойти к казнимому — и добить его в голову, если после вашего огня она у него еще останется. Докладываете, возвращаетесь на огневую позицию, разряжаете пистолет — забираете все свои патроны с собой — и выходите в дверь, на которой нарисована белой краской большая цифра „2“».
После инструктажа Панченко срочно вышел. Шаля, он нечаянно поменялся со Снитко обоймой для пистолета. Секунд через 15 Панченко вернулся, после чего старший офицер спросил, почему Панченко нарушает правила и выходил за дверь, когда это не положено.
Панченко ответил все как есть.
— Так, вы снимаетесь с зачета. Срочно выходите и явитесь с докладом к вашим обучающим офицерам о своем поведении, не достойном офицера высшего пехотного училища.
Так нас, курсантов, оказалось в комнате на одного меньше.
Фамилию Снитко офицер записал тоже. Затем он нам раздал папки с делами тех людей, которых мы должны были казнить.
Можно (не обязательно) прочитать, но говорить после с другими о том преступнике, которого казнил ты, строго запрещается. Мне достался какой-то Лысов — бизнесмен, который мошенническим путем завышал себестоимость продукции предприятия, которым он, Лысов, руководил.
Офицер, инструктировавший нас, делал какие-то пометки в журнале, видимо, напротив наших фамилий. Я еще подумал, что все фиксируется: как мы себя ведем, читаем ли личные дела своих «подопечных», или же нам абсолютно все равно, кого мы казним сегодня.
Старший офицер проверил номера наших обойм и автоматных магазинов, снял трубку с телефонного аппарата, стоящего на убогом металлическо-дспшном столе, и сказал, что мы готовы. Положив трубку, офицер сказал, чтобы мы приготовились. Через какое-то время над дверью, ведущей в расстрельную комнату, загорелась красная лампочка.
— Ты, — сказал офицер, ткнув в меня пальцем, — ты пойдешь первым. — Видя мою нерешительность, он почему-то сказал мне в след: — Не жалей его. Сюда просто так не попадают, здесь только очень серьезные преступники.
02. Я вошел. Большая комната, метров так девять на девять и в высоту метров пять. На все про все пять минут. Так сказал офицер… так… я нахожусь на «огневой позиции» — площадка, очерченная толстой, ярко-оранжевой полосой. Справа от меня стол с автоматом без патронов и разряженный пистолет Стечкина.
Лучом прожектора освещена лишь огневая позиция. Вокруг этой хорошо освещенной площадки мрак.
Я испугался: а что, если все это ложь? Розыгрыш? Психологический тест? Или наоборот, преступник, как нам сказали, не прикован к противоположной стене, а находится где-то здесь и… вооружен? Специально вооружили: если я его замочу — прошел тест, а если он меня, то уж не достоин я звания офицера.
Заряжаю автомат и пистолет и докладываю. Тут же включились прожектора, находящиеся надо мной, и осветили противоположную огневой позиции стену.
Я увидел Лысова. Не знал, что все это так: казнимый был как бы «распят» на противоположной стене — руки и ноги в разные стороны, в наручниках, а наручники в больших металлических кольцах, закрепленных в стене. Весь в соплях. Лысов плакал, изо рта текли слюни.