— Вы что — всерьез намерены послать со мной эту женщину? — спросил я.
— Не то что намерен послать, — ответил он, заглядывая в трубку с любопытством геолога, изучающего кратер потухшего вулкана. — Посылаю.
Это решено.
У меня вмиг поднялось давление.
— Вы не можете не понимать: участь доктора Фейрфилда наверняка разделила его жена. И, несмотря на это...
Он положил на стол трубку, положил перочинный ножик, удостоив меня взглядом, который казался ему, надо думать, насмешливым, а мне — угрожающим. Как пара надвигающихся стилетов.
— Сомневаешься в мудрости моих решений, Бентолл?
— Сомневаюсь в необходимости отправлять женщину на задание, откуда ей не вернуться. — Голос мой преисполнен негодования, даже гнева. Я не в силах скрыть свои чувства. — И сомневаюсь в пользе совместных рейдов. Вы ведь знаете, полковник Рейн, что я — кустарь-одиночка. Давайте рассмотрим такой вариант: сославшись на болезнь жены, еду один. Сами подумайте, на кой черт сажать себе на шею бабу в такой передряге? А, сэр?
— Сотрудничество с этой конкретной дамой, — сухо заметил Рейн, — большинство мужчин сочло бы за величайшую привилегию. Не переживай. Ее участие в этой операции необходимо. А юная леди добровольно идет на риск. Добавлю: она умна, изобретательна, искушена в нашем ремесле, да она тебе сто очков вперед даст, Бентолл. Вполне возможно, не тебе с ней надо будет возиться, а совсем наоборот. А уж за себя она сама постоит. У нее оружие, без него она ни шагу. Уверен, что тебе...
Он осекся. Отворилась боковая дверь, пропуская в комнату девушку.
Сказать просто «вошла девушка»? Воистину ложь! Простые слова в этом случае бессильны. Девушка не вошла, она вплыла с грацией прирожденной балерины. На ней было легкое гофрированное шерстяное платье серого цвета, облегавшее каждый изгиб ее фигуры как бы даже с гордостью: не каждому платью выпадает честь соприкасаться с таким телом. Талию охватывал темно-серый пояс, по окраске перекликавшийся с теннисными туфлями и сумочкой из крокодиловой кожи. В сумочке, вероятно, и находился пистолет, под таким платьем ведь и рогатку не спрячешь...
Гладкие светлые волосы, откинутые назад. Темные брови, длинные ресницы, глаза газели, чистая атласная кожа, тронутая легким загаром. Вот и весь портрет.
Я знал, откуда этот загар. Знал я и кто она. Последние шесть месяцев мы с ней выполняли одно задание. Но она работала в Греции, и видел я ее всего два раза — в Афинах. Да и вообще встречал в четвертый раз. Да, я знал ее. А о ней знал всего ничего. Что зовут ее Мэри Гопман. Что родилась она в Бельгии, но почти совсем там не жила, потому что ее отец, крупный авиационный инженер, после падения Франции увез дочь и жену с материка. Вскоре родители погибли под немецкими бомбами. Сирота в чужой стране быстро стала самостоятельной. Так мне, во всяком случае, показалось.
Я отодвинул кресло, встал.
Полковник Рейн жестом руки представил нас друг другу, а потом озвучил этот жест:
— Мистер и... гм... миссис Бентолл. Вы знакомы, не правда ли?
— Да, сэр. — Он прекрасно знал, где и когда мы встречались. Мэри Гопман протянула мне крепкую прохладную ручку, удостоив отстраненно-оценивающим взглядом. Не исключено, что перспектива работать со мной отвечала ее амбициям, но свой энтузиазм, коли таковой наметился, она умело скрыла. Я еще в Афинах с раздражением приметил ореол самонадеянности, окружающий ее чело. Но заговорил о другом:
— Рад видеть вас, мисс Гопман. Предпочел бы, правда, видеть вас в другом месте.
Сознаете, на что отважились?
Она осмотрела меня с ног до головы большими, широко открытыми, словно у газели, глазами, подняла брови. На губах ее заиграла легкая усмешка.
Она обернулась к полковнику.
— По-видимому, мистер Бентолл строил здесь из себя рыцаря при прекрасной даме? — спросила она лукаво.
— Пожалуй, да... Вы очень точно оценили ситуацию, — признал полковник. — Кстати, прошу вас, прекратите эти диалоги по раз и навсегда выработанной схеме: мистер Бентолл — мисс Гопман. Диалоги, не характерные для молодоженов. — С этими словами он пропустил сквозь трубку проволочку, удовлетворенно кивнул, когда проволочка вынырнула из ее отверстия черней, чем щетка лондонского трубочиста, и заключил почти мечтательно:
— Джон и Мэри Бентолл! По-моему, превосходно звучит!
— Ведь правда же? — с любопытством подхватила девушка и, повернувшись ко мне, заулыбалась. — Тронута вашей заботой. Вы очень добры ко мне. — После паузы она добавила:
— Джон.
Я не ударил ее только потому, что не склонен прибегать к методам пещерного человека. Но его чувства ощутил в этот момент в полной мере.
Отблагодарив ее улыбкой, холодной и загадочной, я отвернулся.
— Одежда, сэр! — напомнил я Рейну. — Мне надо экипироваться. Там сейчас лето в полном разгаре.
— У себя дома, Бентолл, ты обнаружишь пару новеньких чемоданов, до отказа набитых вещами, которые удовлетворят самого взыскательного потребителя.
— А как насчет билетов?
— Вот они! — Он послал мне через стол конверт. — Четыре дня назад нам доставила их фирма Кука. Оплачены чеком. От имени некоего Тобиаса Смита, никому не известного, но весьма состоятельного, судя по банковскому счету. Летите вы не на восток, как подсказывает тривиальная логика, а на запад: через Нью-Йорк, Сан-Франциско, Гавайские острова и острова Фиджи.
Как водится: кто платит, тот и заказывает музыку.
— Что с паспортами?
— Оба в чемоданах. — Легкий тик снова прогулялся по щеке. — На сей раз все чисто, без подтасовок. Твой паспорт оформлен на твое имя.