Катя съежилась.
— Есть еще один неплохой способ, не столь выгодный в плане извлечения энергии, зато куда более приятный: проводить ночи с девственницами. Чем больше прольется крови, тем больше силы прибудет.
— Хотите меня изнасиловать? — хрипло проговорила она, попятившись к окну. — Я так просто не дамся!
Он изогнул бровь и усмехнулся:
— А разве ты девственница?
Катя покраснела.
— Сядь! — резко приказал он, и она, вздрогнув, повиновалась. — Я объясню, зачем ты мне. Когда я стану богом, мне понадобятся посвященные. И первой будешь ты.
— Но у меня уже есть покровитель! — запротестовала она.
— И что с того? Или ты не знаешь формулы отречения? Не прикидывайся наивной, девочка, люди меняют богов испокон веку.
— Я не хочу! Мой бог — Хешшвитал!
С детства она знала его под именем Виталик. Они появились на свет в одном роддоме, лежали в соседних боксах, и именно тогда установилась между ними незримая связь — связь бессмертного и его посвященной, дающая ей силу, а ему — плоть. Если бы не новорожденная девочка, глядящая на лысенького малыша неосмысленным еще взглядом, он бы растворился в мировом эфире спустя несколько часов после рождения. Они жили в одном дворе, ходили в один детский сад. Но в школу Катя пошла уже без Виталика. Она росла, как нормальный ребенок, а Виталик стал отставать. Бессмертные взрослеют долго, и не только физически. Девятнадцатилетний Виталик выглядел лет на шесть и, закономерно, обладал психологией шестилетки, несмотря на богатый жизненный опыт.
Ее собеседник скривился при упоминании о Хешшвитале.
— Сопливый мальчишка! Ты только сравни его и меня непредвзято. Что он в состоянии тебе дать, когда он сам еще ребенок? Не он покровительствует тебе, а ты приглядываешь за ним, как нянька. А я действительно буду твоим защитником и наставником, и сила, которой я тебя оделю, не покажется тебе малой!
— Нет, — тихо ответила она. — Я его не брошу.
Он шагнул к ней, и она, скрючившись, инстинктивно попыталась поставить колдовской щит. Потоки силы не ощущались, и сердце убежало куда-то в пятки.
— Боишься меня? — Он поднял ее голову за подбородок. — Что ж, это даже к лучшему. Душу отдают не только из любви — из страха тоже. А кто сказал, что я буду добрым богом? Добра во Вселенной слишком мало, и нужна персонификация скорее зла, чем добра. Посиди, поразмысли. — Он отшвырнул ее на кровать. — Если согласишься быстро, я не стану требовать от тебя человеческих жертв.
Дверь захлопнулась.
Глава 16
Вита высвободилась из объятий, встала и сняла с правого глаза мягкую серую повязку. Зеркало, встроенное в шкаф, безжалостно отразило пустой провал глазницы. Но Виту не удовлетворило это изображение. Она взяла с полки круглое зеркальце в резной деревянной оправе на длинной ручке и вежливо с ним поздоровалась:
— Доброе утро, стекляшка.
— Не такое уж доброе, — сварливо отозвалось зеркальце пронзительным голоском.
— Почему ты так считаешь? — поинтересовалась Вита, поднося зеркальце к лицу. — Твоя прежняя хозяйка козни строит? И тебе на ушко шепнула?
— Ты Миленион не замай, — надулось зеркало. — Я с ней не одну сотню лет провело, и она меня не разбила ни разу. А твой сын у меня ручку, блин, отломал!
— Извини, — улыбнулась Вита. — Он не нарочно.
— А кто ее «Моментом» приклеил? Я же говорило, что надо специальный клей варить! Я — антикварная редкость, в натуре, а ты меня «Моментом»!
— Ну, ну, разбушевалось, — снисходительно произнесла Вита, кладя зеркальце обратно на полочку.
Зеркальце ей подарила Миленион. Не в порыве внезапной симпатии, разумеется, а в обмен на спасение от Флифа, чуть не сожравшего душу богини, заигравшейся с пленницей. Это Миленион лишила ее глаза, и Вита до сих пор содрогалась при воспоминании об этом.
Она закрыла шкаф и снова посмотрелась в большое зеркало. Метаморфоза с ее лицом была настоящим чудом. Пустой глазницы как не бывало, оба глаза блестели живым блеском. Вита пару раз подмигнула сама себе, наложила тени и тушь. Сегодня ей предстоит иметь дело лишь со смертными, а им не раскусить колдовской иллюзии. К сожалению, Хешшкор видел сквозь эти нехитрые чары, и наедине с ним она прикрывала глазницу повязкой. Стеклянный глаз, что ли, вставить, в сотый раз подумала она. И в сотый раз ответила себе: так ведь испортится. Если не замутится от агрессивной атмосферы лаборатории, если не выпадет при фехтовании, то уж точно Виталик разобьет прикольную игрушку или потеряет.