Одиночество и бессилие. Страшное сочетание. И никого рядом. Те, кому он доверял, предали его. Сначала Айанур, потом Миленион. А от родной матери он отрекся сам.
Страдать осталось совсем немного. Ты стремился к бессмертию, а встретишься со смертью. То и другое — грани вечности.
Теплые ладошки, ободранная детская коленка перед лицом. Серьезный голосок:
— Не бойся. Сейчас станет легче. Тебе все равно будет плохо, но ты не будешь этого чувствовать.
Хешшвитал. Славный мальчуган. Наверное, хорошо, что не успел его убить. Аккуратные, мягкие касания, тепло, щекотка. Боль слабеет, уходит за границу ощущений.
Шаги. Виталия? В руках у размытой фигуры стержень Тьмы. Подходит ближе, теперь видны только ее ноги и черное сияние, исходящее сверху.
— Возьми, сынок. Ты ведь этого хотел. Возьми.
Стержень упал на пол прямо перед ним. Он последним усилием обхватил его непослушными, негнущимися пальцами. Чтобы сломать, ему пришлось его перекусить.
Боль разорвала тело на ошметки, каждая клеточка вспыхнула и переродилась, внутрь хлынуло что-то невидимое, но осязаемое, как воздух, как ветер, в горле застрял крик, крик рождения. Сквозь слезы в глазах он увидел ее склоненное лицо и простонал:
— Мама… Мамочка…
— Ну что, сынок, откосил от армии? — поинтересовалась Фаирата, обнимая Федора в вестибюле третьего роддома. — Сам поворожил или тетя Вита помогла?
— Чего там ворожить? — проворчал Федор, беря у матери пакет с бельем и книжками. — Мне после всей этой свистопляски как давление померили, так и сказали: гуляй, мальчик. Мне же кошмары до сих пор снятся еженощно!
— Привыкай, — флегматично посоветовала Вита, открывая дверцу джипа. — Колдун — профессия нервная, утомительная и опасная.
— Эй, смотри! — встрепенулся вдруг Саша, хватая жену за рукав. — Твоя приятельница! Она что, рожать надумала? Или…
— Это не она надумала, а ее покровительница, — поправила Вита. — Бэле здесь до весны торчать: Айанур уложили на сохранение на весь срок. Теперь непонятно, кто из них чей покровитель: Айанур ничего не может: ни исцелить себя, ни даже домой попасть. Застряла на земле, в этом теле, и жить ей теперь, как обыкновенной смертной инвалидке… только гораздо дольше.
— Скажи своему сыну, пусть пришьет ей руки обратно, — предложила Фая.
— Вот сама и скажи. Кто его посвященная — я или ты?
— Меня он не послушает. Когда это бессмертные слушали посвященных?
— А когда дети слушались матерей? — парировала Вита.
— Не понял, — вмешался Саша. — Фая, при чем тут ее сын? Ты что, переметнулась к Хешшвиталу?
Дамы переглянулись и рассмеялись.
— Пока я здесь лежала, у Витки объявился еще один сын, — изрекла наконец Фаирата. — Угадай, как его зовут?
Саша жалобно посмотрел на нее.
— Хешшкор Всемогущий, — подсказала Вита, давясь смехом.
— Девушки, — решительно потребовал Саша, — вы непременно должны рассказать мне эту историю!
— Чуть позже, — сказала Вита, заводя машину. — Валюха ждет.
Саша усадил супругу сзади и сел рядом с ней, Федор плюхнулся на переднее сиденье.
— Тетя Вита, когда вы были на семинаре, ваш сын являлся, привел Катю. Она там с тетей Валей. Плачет непрерывно, ничего не ест и меня видеть не хочет. Поговорите с ней, а? — Вид у него был совершенно несчастный.
— Ладно, если ты считаешь, что я должна это сделать. — Вита пожала плечами. — Хотя как психологу мне грош цена. Лучше бы попросить Бэлу… но Бэла вырублена намертво: Айанур нужна вся помощь, которую она может оказать — и психологическая, и физическая, и материальная…
Валента встретила их в Хешширамане широкой улыбкой и душистыми горячими пирожками. Духи, стряпавшие в замке Фаираты, здорово поднаторели в создании утонченных деликатесов, но секрет подобной простой и вкусной еды был им до сих пор недоступен. Даже Вита ощутила, как сгустились вокруг огромного блюда с пирожками, яркими, как летнее солнце, и благоухающими сдобой и земляникой, бесплотные призраки, завистливо изучая этот потрясающий продукт человеческой деятельности.