Рома, натягивая на ходу портки, уже бежал к двери – как вновь раздался пушечный залп звонка и несколько настойчивее.
– О! Привет, Мам.
– Привет, – сказала она, принимая поцелуй от сына и подавая ему сумки. – Чем это от тебя пахнет?
– Не знаю, мам. Тебе, верно, показалось, – ответил Рома и тут же поспешил на кухню.
– Ну что, чем занимался сегодня?
– Да ничем особо. Так… эм, так, дома сидел.
Маме показался странным тон, которым прозвучали последние слова сына; но она решила не придавать этому значения. А зря. На кухне Рома увидел лужу кофе, которая брала свое начало от подоконника, а заканчивалась у самых ножек стола. Проследив, что мама ушла в ванную, Рома схватил первую попавшуюся тряпку, вытер пол и на цыпочках проскочил в свою комнату.
3
Рома сел в кресло и взялся за книгу. Глаза бегали по строчкам, язык молотил слова, но голова ровным счетом ничего не понимала. Она была полна догадок и подозрений.
«Не осталась ли пачка сигарет на подоконнике? Нет. Вроде бы. А вдруг осталась… беда! Мама предупреждала, что если еще раз поймает меня с поличным, то все расскажет папе. Ох, а как же наваляет мне батя!.. Господи, хоть бы не оставил их там… хоть бы не оставил!»
Рома бросил книгу и уставился глазами в потолок. Он уже был близок к тому, чтобы проверить кухню на наличие пачки сигарет, как телефон его зазвенел.
– Алло?
– Ромео?!
– Да.
– Здарова, Зубрильник!
– А-а-а, Серега, привет, – еще не оправившись, промямлил Рома.
– Чего ты там? Говори громче!
– Да, Серега. Говори чего надо?
– Чего надо, чего надо! Тебя надо. Сегодня собираемся с мужиками. Думаем пиво попить.
– Хм, а что сегодня за день недели?
– Пятница.
– Пятница?.. – в глубокой задумчивости повторил Рома.
– Да, – что-то глотнув, сказал Серега, – пятница, – и звучно выдохнул дым прямо в трубку.
– Ну…
– Да давай, чего ты! Выберешься из своей берлоги.
– Ладно, хорошо, кто будет?
– Все наши, брат, вписульки, – задыхаясь от радости, заговорил Серега, оттого что первый звонок увенчался успехом и принес в копилку главного домоседа, – все наши, слышишь?
Фон зашумел, закряхтел – один из собеседников зажал микрофон трубки, – и Сереге показалось, что по ту сторону провода прозвучал сладенький женский голосок.
– Ау! Тшш! Забавляешься с девчонками там! Ха-ха! Тшш! – пытаясь спародировать шум в трубке, шипел он сквозь зубы, – В восемь вечера встречаемся! Слышишь?! В восемь! В во-о-осемь! – прокричал Серега и с широчайшей улыбкой брякнул трубкой по телефону… в это же самое время Рома, с пульсирующим сердцем в висках, еле ступая, направлялся на зов мамы.
4
Рома пробирался на кухню ощупью. Все опасения его сбылись. Мама смотрела на него исподлобья, упершись руками в бока; глаза ее злобно горели.
– Рома! Ну сколько раз я тебе говорила?! Сколько раз нужно тебе повторять? Вот скажи мне…
Она, действительно, была очень-очень зла на своего сына. Ей даже хотелось прибить его, когда он находился еще там, за дверью. Но теперь же, когда Рома оказался перед ней, когда она увидела его щечки, носик, глаза, то всю злость как рукой сняло. Один только вид его, жалкий, робкий, растопил в материнском сердце нежные чувства.
Рома стоял бледный, руки его тряслись, глаза избегали матери. Он готовился упасть на колени и поклясться в том, что больше никогда не возьмет в рот сигареты.
– Вот скажи, – продолжила мама, – вот скажи мне, ты разве не знаешь, что пол следует вытирать тряпками половыми, а никак не этими белыми полотенцами, предназначенными для рук? – и она, зажав двумя пальчиками, продемонстрировала коричневое полотенце.
Рома поднял глаза – на подоконнике пачки не оказалось. Он недоуменно поглядел на полотенце, вспомнил про полотенце, вспомнил про надвигающую попойку с мужиками, просиял, но тут же овладев собою, сдвинул брови и принял вид самый печальный.
5
Рома вернулся в комнату и прикрыл за собой дверь. Движения его были мягки, сдержаны, словно малейший рывок был в состоянии расплескать и без того плескающуюся радость в груди. Эта радость была какая-то особенно слащавая, потому что основывалась на горе, которое продолжительное время ужасало все его существо, которое щекотало нервы до кончиков пальцев да разрывало сердце ногтями страха, и которое вдруг оказалось безосновательным.
Рома сел в кресло, но усидеть не смог. В нем бурлила жажда жизни.
«Надо порисовать. Да! Порисовать» – и он взял дрожащими пальцами кисточку. Закрыл глаза. Глубоко вздохнул. «Так, надо успокоиться. Подышать спокойно» – протянул он про себя. Это и вправду помогло: кисточка более не тряслась.