Свобода личности не может быть другой как только согласованием общей свободы, отсюда всякая личность не имеет собственности, ибо каждая ее форма – явление экономического общего движения, отсюда же возникает и коллектив, представляющий собою группу личностей, объединенных согласием коллективного индивидуализма на почве общего экономического действа, и образующий собою единицу общего единства. Объединение всех коллективов и будет единством, к чему современность движется: отсюда видно, что всякая личность разгорожена от заборов, у нее отняли границы ее оседлости и развития, вся ее мудрость изобретения течет по единому пути, собираясь в единстве поступи совершенства. Таким образом, все ее богатство становится общим, а она – едино-целого организма. Она освобождается от багажа, ибо творческое ее изобретение становится общей деталью мировой машины. В этом она получает наибольшую свою свободу, она только теперь может развивать неимоверную силу, ибо нет ей преград, нет того ограниченного ящика, в котором она жила и развивалась раньше, теперь у нее нет десятин, а весь мир и бесконечность пространства. Я уже упомянул, что экономическо-политический авангард во главе с революцией завоевал себе территорию для приготовления великой харчевой кухни, а революция предшествует движению армии творческих строителей. Экономическо-политический авангард снес и сносит весь старый мир харчевой кухни права и свобод, он сносит и весь утилитарный мир вещей, и если вещи старого спасаются, то только приняв на себя крышу музея, обещаясь тихо сидеть и не показываться в жизнь новых вещей. Все формы старого мира экономического развития и вообще всего человеческого сознания не могут существовать, ибо наступил новый смысл. Никакая форма старого не может существовать, ибо революционное совершенство безостановочно несет существо свое дальше и дальше через наши сознания, расширяя, углубляя пространство путями энергийного экономического соображения. Если же мы оставляем форму старую – то служим контрреволюционному совершенству. В экономической и политической жизни каждый день несет очищение от старого, в этом совершенство. Но в искусстве происходит наоборот: чем старее произведение, тем оно лучше, ценнее, красивее, художественнее и искуснее, как в царстве алкоголизма ценится дороже старое вино. Старое искусство в жизни всегда стремятся показать народу как ценное и красивое, но зато все современное стараются задавить, заглушить, оклеветать. Сегодня в дни, когда Революционное Совершенство несет новый мир форм как тело существа, реакционные элементы выносят на улицу ископаемые останки прошлого совершенства и показывают массам. Показывается оно не для знания открытой формы, как образец старой жизни, а стремятся доказать, уверить, что ископаемый мир искусств красив, его красота превыше, оно велико и трудно, чтобы его повторить, необходимо обладать талантом – быть великим искусником, чему много нужно учиться, а современное очень просто, легко, каждый может написать квадратик, а Рафаэля или Рубенса никто не сможет повторить. Но эти реакционеры забывают, что совершенство требует мгновенного действия. Всякий мальчик может зажечь спичку – добыть огня; в одно мгновение все позабыли о способе добывания огня первобытным трением дерева о дерево, и никто не рекламирует старый способ. В старое искусство стремятся вложить новый смысл революционного движения. Если икону жизнь выбросила из домов, то ее теперь показывают в одежде нового смысла. Икона спасается на чердаке черепа староваторов, которые хотят теперь выдать ее замуж современности, придав ей в приданое серебряно-золотые одежды, сшитые папами. В одежде нового смысла, и смысла не религиозного (ибо жених стал вне религий), она уже стала новым смыслом, почти тождественным современности. Но в действительности не так. Нет, это ложь, никогда церковное здание не будет иметь другого смысла, пока форма его сохраняется, даже если бы в нем была бы устроена лавка кооператива. Мы видим, что религия уже отмирает по той же причине нового смысла.
Уже икона не может быть тем смыслом, целью и средством, которым была раньше, она отошла в музей, где может еще спасаться под новым смыслом не религиозного понятия, а искусства; но по мере нашего углубления в новый творческий смысл она потеряет и это значение, в нее ничто нельзя вложить, ибо она будет бездушным манекеном прошлой духовной и утилитарной жизни.
Движение нового мира разделено на два: на боевой разрушительный авангард со знаменем экономии, политики, права и свободы и на творческую армию, которая вслед явится и создаст форму всему утилитарному и духовному миру вещей. Творчество – суть человека как главы природы, и каждый должен вступить в это действо. Творчество меняется в понятии так же, как и революционность партии. Некогда революцию видели в тех людях, которые оказались сегодня контрреволюционными, то же происходит и в искусстве. В академизме видели творчество, видели живопись и форму, но с наступлением новых течений оказалось, что в нем нет ни творчества, ни живописи, ни формы. Многие думают, что все может дать для народа благо, но только не коммунизм, тот же полагает, что академизм только может дать настоящее искусство, в обоих случаях заблуждение слепцов, не видящих своего совершенства.