Чудесный парк так поразил маленького Эдисона, что многие годы он мечтал о павлинах и лебедях; особенно о лебедях, плавающих в неподвижной воде пруда, усеянного белыми и желтыми кувшинками. Прошло больше тридцати лет, и вот теперь трое его детей сидели на берегу озера и наблюдали за неторопливыми движениями великолепных птиц. Их младшая сестренка, завернутая в белоснежное кружевное покрывало, спала на руках у матери.
– Мама, а для чего нужны лебеди? – спросил Джанни.
– Не знаю, – ответила Эстер.
Она не слишком любила этих больших молчаливых птиц, которые издавали слабые жалобные крики лишь перед смертью.
– Зачем они нужны? – продолжал приставать к ней малыш. – У павлинов красивый хвост, куры несут яйца, а что делают лебеди?
– Лебеди означают богатство, – вмешался Эмилиано. – Они бывают лишь у богатых людей. Папа родился бедным, – объяснил он, – а мама богатой. Без маминых денег папа никогда не стал бы крупным издателем и не смог бы купить лебедей.
– Значит, без маминых денег у нас не было бы этих птиц с длинной шеей? – вмешалась Валли, заинтересовавшись разговором о деньгах.
– Валли! Эмилиано! – возмущенно прикрикнула Эстер. – Кто вам внушил такие мысли?
По сути дела, дети говорили правду, но, высказанная с наивной детской прямотой, она задевала главу семьи.
– Тетя Полиссена, – ответила Валли, подходя к матери. – Она говорит, что все Монтальдо – гадкие утята, а ты – лебедь по благородству и красоте.
– Ваша тетя говорит много глупостей, – отрезала Эстер. – Не следует повторять ее нелепую болтовню.
– Мама, если бы ты превратилась в лебедя, то какого цвета ты бы была? – спросил Джанни, чтобы привлечь к себе внимание.
– Сначала надо стать лебедем, – рассеянно ответила мать.
– Нет, правда, мама, – капризно протянул Джанни.
– Не кричи, – укорила его мать, – разбудишь сестренку.
Маленькая Лола уже морщила лобик и кривила губки, готовясь проснуться.
– Мы решили, что мы были бы белыми, – изрек Джанни.
– Хорошо, будьте белыми. Только тише, – сказала Эстер.
– А черный лебедь – это Эмилиано. Он самый большой и к тому же странный, – добавила Валли.
Эстер взглянула на величественную черную птицу с огненно-красным клювом, неизвестно как оказавшуюся в пруду. Черный лебедь действительно был гордым и диким. Почти всегда он держался в стороне. Белые лебеди принимали его, если он решал к ним приблизиться, но не осмеливались беспокоить его, когда он удалялся в свой угол. И никто бы не удивился, если бы в один прекрасный день он взмыл в небо и улетел к новым горизонтам.
– Да, – согласилась Эстер, – мне кажется, Эмилиано и вправду похож на черного лебедя. А ты что на это скажешь? – обратилась она к сыну, вызывая его на разговор.
Мальчик хмуро улыбнулся и переменил тему.
– Это правда, что мы вступили в войну? – спросил он серьезным тоном.
О вступлении Италии в войну на стороне союзной Германии говорилось утром за завтраком. Это была тяжелая новость, смысла которой не поняли ни Джанни, ни Валли, и только Эмилиано воспринял ее уже как взрослый, понимая, что она связана со смертью и кровью.
Эстер кивнула, инстинктивно прижав к себе маленькую Лолу.
– Против англичан и французов? – уточнил Эмилиано.
– Да, – подтвердила Эстер.
– Если бы мадемуазель Ювет была еще здесь, она что, считалась бы нашим врагом? – в недоумении настаивал он.
– Да, как это ни странно, – кивнула мать.
Пока они разговаривали между собой, Джанни и Валли, не поделив какую-то игрушку, уже затеяли ссору.
– Мама, а ты знаешь; что такое война? – стал расспрашивать ее Эмилиано.
– Нет. Но боюсь, мы скоро все это узнаем.
Из Польши приходили известия о массовых расстрелах. Немцы тысячами отправляли евреев в концлагеря. Она слышала это от мужа, который получал информацию «окольными путями». И всем этим ужасам не видно было конца.
– Мама, но ведь Муссолини сначала был за мир?..
На это трудно было что-либо ответить.
– Не всегда тот, кто решает судьбу нации, подходит для этой роли, – бросила она.
– Но наш папа же фашист, – заявил Эмилиано, противопоставляя отцовским убеждениям антифашистские взгляды матери.
– Он на стороне порядка. Муссолини, по его мнению, – гарантия порядка. – Эстер попыталась защитить отца в глазах сына.
– А ты, мама, что об этом думаешь?
– Ты в самом деле хочешь это знать?
– Да. Я никому не скажу, – серьезно пообещал Эмилиано.
– Я думаю, что дуче для нас, итальянцев, не лучший вождь. Он встал на сторону немцев не из принципиальных убеждений, а лишь надеясь, что победа будет на их стороне.