Мягким движением руки она поправила прядь волос, спустившуюся ей на лоб.
– Каждый член нашей семьи, – продолжала она, – может продать, свою долю, не предлагая ее родственникам. Мой сын Джанни, выйдя из дела, продал свои акции нашему самому ожесточенному конкуренту – издателю Ровести. И чтобы выкупить их, мы уступили тебе, Франко, пятнадцать процентов своих акций. Иначе, мой милый, ты не сидел бы здесь.
Финансист посмотрел на нее с ненавистью.
– Но я не раз предлагал изменить этот проклятый устав, – вскинулся он.
Снова подал голос Эмилиано.
– Отклоняя твое предложение, мы преследовали свои интересы, так же как ты, покупая акции, преследовал свои, – сказал он спокойно. – И тогда мы не встретили особого сопротивления с твоей стороны. Наших пятнадцати процентов тебе за глаза хватило. У тебя от них текли слюнки, и потому ты не настаивал больше на своем требовании. Тебе важно было запустить лапу в сейф издательства «Монтальдо». И не понимаю, почему теперь ты так горячишься. В конце концов, это ничего не изменит. Моя компания не будет вмешиваться в ваши решения.
– Я хочу знать имя этого доверенного лица, – разъярился Вассалли.
– Ты его не узнаешь никогда, – твердо ответил Эмилиано. – И вы никогда не узнаете. – Он обвел глазами присутствующих. – Не тешьтесь иллюзией, что сможете узнать это от моей матери или от Ипполиты. Они его не знают. Они доверили мне свои акции без всяких дополнительных условий.
Игра закончилась в его пользу, но Эмилиано не чувствовал от этого особой радости. С холодной отрешенностью глядел он на растерянность Вассалли, на замешательство и уныние Коррадо и Фернандо, на едва сдерживаемый гнев сестер.
Он поднялся, подошел к матери.
– Я люблю тебя, – шепнул Эмилиано, наклонившись, и нежно поцеловал ее в лоб.
Эстер сжала своей сухой старческой рукой руку сына и улыбнулась ему.
Эмилиано выпрямился и повернулся к Ипполите.
– Еще раз спасибо, – сказал он, слегка коснувшись ее плеча, и, не добавив больше ни слова, твердым шагом вышел из гостиной.
Фабрицио последовал за ним, чтобы проводить его до нижней площадки виллы, где раскаленные солнцем камни испускали жар уходящего дня.
– Куда ты сейчас? – спросил Фабрицио после некоторого молчания.
У него был вид верного пса, надолго покидаемого хозяином.
– Поеду отдохну, – ответил Эмилиано, подходя к своему «Порше», стоявшему в тени аллеи.
Он был очень привязан к Фабрицио, но сейчас ему хотелось оказаться как можно дальше от всех своих родственников, на лицах которых алчность и растерянность распределялись в самых различных пропорциях.
– С кем я теперь должен вести дело? – спросил Фабрицио.
– Спроси лучше себя, кто мог бы вести дело с тобой, – ответил Эмилиано, предлагая ему больше полагаться на себя.
Фабрицио взволнованно обнял его.
– Я всегда хотел иметь дело только с тобой, – пробормотал он.
– У тебя есть и своя голова на плечах. Дальше ты можешь шагать и один. – Эмилиано дружески взглянул на него. – Большую часть пути мы шли вместе. Но я уже почти достиг пункта назначения, Фабрицио.
– Понимаю, – сказал Фабрицио, который, однако же, никак не мог объяснить себе столь странного решении сводного брата. – Если что, можешь рассчитывать на меня.
Было уже темно, когда Эмилиано остановил свой – Порше» перед «Гранд-Отелем» в Римини. Портье встретил его широкой улыбкой, ничем не выразив своего удивления: впервые Эмилиано Монтальдо приезжал в «Гранд-Отель» в одиночестве, без Арлет. Он взял ключ, который портье протянул ему.
– Пришлите мне в номер бутылку виски, – приказал он, направляясь к лифту.
У него был самый лучший номер в гостинице. На крупном столе рядом с окном в гостиной стояла корзина с цветами – амариллисами, георгинами и розами, а рядом большая ваза с фруктами и серебряная конфетница, полная шоколадных конфет.
Эмилиано прошел в одну из двух спален этих обширных апартаментов, в спальню Арлет, окинул взглядом постель с балдахином из белого тюля, кружевные подушки, тканое покрывало с изящным рисунком. На покрывале чьи-то заботливые руки разложили белую шелковую ночную рубашку. Сегодня вечером Арлет не наденет ее. И все же ее нежное присутствие витало в воздухе, в самих этих вещах, хранящих свойственный лишь ей тонкий аромат.
На ночном столике стояли ее серебряные безделушки и цветная фотография в красивой рамке, изображающая их на трапе самолета в одной из поездок.
В книге, которую читала Арлет, был загнут угол страницы, чтобы отметить место, где она остановилась. Эмилиано, который любил книги особенной любовью и терпеть не мог неаккуратного обращения с ними, на этот раз лишь улыбнулся неистребимой привычке Арлет.