— Глеб Платоныч! А это у вас ритуал такой — первую порцию шашлыка сжечь? Или рецепт особый?
Штольцев едва не вздрогнул — настолько он погрузился в философствование. От неожиданности он брякнул первое, что пришло в голову.
— Ну, ваши огурцы будут достойным дополнением к шашлыку.
Могло бы сойти за корявую шутку, но учитывая, что Анна честно призналась, что она неумеха, прозвучало обидно. Анна, трогательная и нежная, враз исчезла, словно ежик спрятал свою милую мордочку в колючки.
— Мои огурцы пусть и неказисты, зато не испорчены. А ваш шашлык и волк голодный есть не будет.
— А вас… — защитный рефлекс уже, как демон — искуситель, вкладывал в уста Штольцева «думаете, с вашей худобой голодный волк есть будет?»
Еще вчера именно так бы он и ответил. Но сегодня все изменилось. Произошло невероятное и предельно очевидное — жить как раньше — невозможно. И по-другому тоже жить невозможно. У нее жених, богатый папа, сцена, а у него … и здесь куча нельзя. Несомненно, они расстанутся, и хорошо, если она вспомнит о нем. Но сейчас никак не хочется ссориться. Хотя бы ради возможности повторить тот волшебный миг — объятия — сердце в лезгинке — голова вообще не при делах. Только острое, до боли, чувство единения и фантастический букет эмоций.
Анна пристально, с вызовом вскинула на него глаза.
— Ну, продолжайте «А вас и волк голодный есть не станет?»
В списке удивляющих в ней качеств появился еще один пункт — читает мысли.
— А вас…я научу пользоваться ножом не только для еды. И простите, если нечаянно обидел.
— Вы извиняетесь? — снова перед ним мелькнул радостно-удивленный образ ребенка.
— Получается, что так, — Штольцев улыбнулся открыто и покаянно. Льдинки растаяли — взгляд девушки потеплел. Снова Анна поняла, что невольно сравнивает человека, за которого она выходит замуж и этого мужчину с пронзительным взглядом. Кирилл никогда не извинялся. Да она собственно и не обижалась на него никогда. Просто принимала к сведению его замечания. Такая классическая будущая английская семья. «Дорогая!», «Да, дорогой?!»
Минутное сомнение — и глаза Анны, устремленные на Глеба, снова поменяли выражение. Вопрос — просьба о помощи — нерешительность. И детская потребность в защищенности, потребность доверять…
— Глеб Платоныч! А можно я вам расскажу причину, по которой мы с вами здесь?
Штольцев едва не подавился куском мяса, который снял с шампура для пробы. «Ансамбль песни и пляски», — констатировал он, даже не пытаясь понять, что творилось у него в мозгах. «Маятники», «хлопушки» и «присядки», выделываемые собственными мыслями, всерьез его обеспокоили. Они сменяли друг друга, не давая владельцу головы толком зацепиться хоть за одну. Первая — ликующая — «благодаря этой причине — они здесь». Другая — тревожная — «ведь проблема-то должна решиться». Третья — «это не в его компетенции». Четвертая — «Кирюша — 1:0 — мы выигрываем». Пятая — «почему он так разволновался». Шестая — «их отношения укрепляются». …Седьмая — «это невозможно». Сколько их еще бы пронеслось, если бы не необходимость ответить.
— Конечно.
— Я танцую в кордебалете. Чтоб вы понимали — это безликие рабочие лошадки, создающие всю красоту, зрелищность балета. С отточенной техникой, неимоверными затратами энергии и желанием когда-нибудь стать примой. Потому что прима — это известность, успех. Как из семнадцатого лебедя в третьем ряду попасть в солистки? Данные примерно у всех одинаковы. Ну, если не брать звезд. И, к сожалению, как во многих видах искусства — не последнюю роль играют связи, протекция. В театре, в котором я служу, …служила, наверно уже, прима — …, — Анна замялась неловко, подбирая слово, — подруга Винченцо Козадио, известного мафиози. Из всех нас Лючия меньше всего создана была для этого. Прима — это образ, эталон. А она чрезвычайно капризна, взбалмошна. И всем приходится мириться с этим. Кирилл хотел, чтобы я перешла в другой театр и там похлопотать за меня, сделать звездой. Я отказалась. Я считаю это неприемлемым, — девушка гордо вздернула подбородок.
И опять Глеб увидел упрямую, волевую Анну, которая его поразила при встрече. Он залюбовался. Как же хороша она была, наверно, в танце! И, несомненно, в роли солистки.
— Самое интересное началось, когда начали работать над «Лебединым озером». Одетту — Одилию — Белого и Черного лебедя — традиционно танцует одна артистка, чтобы понятно было, как принц мог их перепутать. Но Черный лебедь крутит тридцать два раза фуэте. А наша прима этого не могла сделать, и постановка катастрофически теряла поклонников. И вот режиссер, сделав тридцать три китайских поклона, убедил Лючию отдать вторую роль мне. Тем более, что мы с ней слегка похожи. Я репетировала чуть ли не до потери сознания.