Теперь можно быть нежным. Он стал медленно, сантиметр за сантиметром оглаживать счастливо улыбавшуюся с закрытыми глазами девушку. Легонько коснувшись внутренней стороны ее бедер, он вздрогнул. Рукой почувствовал неладное.
— Аня, — изумленно вскрикнул он. — Я, что, у тебя первый мужчина?
— Единственный, — едва слышно, как выдох, прошептала она, благодарно поцеловав его в шею.
Ошеломленный мужчина не мог найти слов. Он вел себя, как прожженный соблазнитель. Смущал ее своим напором, властно подавляя ее, теперь понятную, стеснительность. Самец! …Как он мог не понять, что она невинна?! Разве такой должна быть первая близость у девушки?! Предельная нежность, осторожность. А он… Понятно, он не услышал ее боли, ее вскрика, потому что в момент проникновения жадно впивался в податливые губы, стараясь заполонить собой всю ее, покоряя, полностью слиться.
— Прости меня, я не должен был…, — он хотел что-то сказать в свое оправдание.
— За что? Я счастлива.
— Анечка, я надеюсь, теперь для нас это все меняет.
— Для меня — да, для нас — нет.
Глеб на несколько мгновений онемел. Сосчитав несколько вдохов — выдохов, он приглушенно сказал:
— Аня, давай поговорим!
— Глеб Платоныч! Так обычно начинаются разговоры, которые ни к чему хорошему не приводят.
— Может уже не нужно мне «выкать»? Или ты хочешь подчеркнуть разницу в возрасте? В этом все дело? Да?
— Вовсе нет, просто я так привыкла, — Анна растерялась. Раздосадованный, Штольцев резко подскочил, больно стукнувшись о нависавшую балку. Ноздри его раздувались, сердце выпрыгивало. Дурак! А чего он хотел? Хотел…
На эту ночь он возлагал большие надежды. Точно в замедленной съемке ему представился хрустальный замок мечты, в который безжалостно въезжает мощный трактор действительности. Осколки сыплятся на землю, образуя бесформенную груду. Такой же бесформенной, никому грудой ненужного хлама виделась Глебу его душа. Как смириться? Не сразу он подавил глубокую обиду, и поэтому она отчетливо прозвучала в его голосе.
— Мне нужно выйти, — глухо сказал он.
Завернув девушку в плед, Глеб подошел к печке, подбросил несколько поленьев и вышел на улицу.
Курить хотелось так, что сводило челюсти. В машине еще оставались сигареты. Одеваться не имело смысла, ливень хлестал по-прежнему, грозя повторить Вселенский потоп.
Он шел, не разбирая дороги. Мелкие, глубокие лужи, сломанные и брошенные на землю ветки — он ничего не замечал. Как не замечал и того, что его тело, только что пылавшее жаром, снова заледенело.
Его безотказно работающий мозг не мог найти ответа на простой вопрос: «Почему снова нет?»
Чем их близость стала для нее? Это было ее сознательное решение. «Последняя интрижка перед свадьбой или желание иметь опыт?» — язвительно подумал он. Но язвительность была направлена скорей на себя самого — он тут же устыдился за свои мысли. Душой он понимал, что Анна не такая.
Голова разбухла от неразрешимых вопросов.
От лежавшей на приборной доске пачки сигарет он ожидал обезболивающего эффекта. До отказа наполняя горячим дымом легкие, Штольцев словно надеялся, что они оплавятся, стекут на сердце или где там еще находится душа, и закроют доступ всему тревожащему.
Накурившись до одури, он зашел в дом. Все вернулось на круги своя. Хотя нет. Все-таки их отношения словно по спирали движутся. Взгляды горячее близости, поцелуй, ради которого полжизни отдашь. Теперь они стали близки. И снова проклятое статус кво.
Она не давала слова. У нее своя жизнь. А он обещал быть другом, защитником. Выдохнув обиду, он снова влез на лежанку, где обиженным калачиком свернулась Анна.
Щемящая нежность к ней и гнев к себе снова крутанули его на 180 градусов. Оставить девочку после того, что было! Ну, подлец! Определенно, с ней он вообще теряет ум, жизненные ориентиры. Анна, словно мощнейший магнит, сбивает с курса его компас, заставляя стрелку безумно вертеться, категорически отказываясь дать правильное направление.
Развернув ее, он аккуратно посадил к себе на колени. Поцеловав милый носик, хранивший остатки соленой влаги, Глеб покаянно сказал:
— Прости меня. Я с тобой теряю голову.
— Вы мокрый и холодный, — нежно ответила она, проводя пальчиком по его груди.
— Ну, я же сказал, что я теряю голову. Я совершенно забыл, что только что с улицы. Просто очень хотелось тебя усадить на коленки, как маленькую. Ты таким бубликом расстроенным свернулась, что у меня сердце заныло. Аня, я не понимаю, почему у нас так все сложно? Чертовы качели! То я тебя обижаю, то взрываюсь сам, потом становится стыдно.