Анна подняла взгляд и увидела прислонившегося к косяку двери Глеба.
— Уснул, — шепотом сказала она. — А вы же тоже ушли отдыхать?
Но Глебу нужно было решить вопрос, который грозил отравить всю его жизнь, вопрос — кредо медиков — не навредил ли он?
Подойдя к Анне, он одним движением поднял ее с кровати и, заключив ее лицо в тепло своих ладоней, вопросительно посмотрел в глаза.
Сомнения, терзания, угрызения, словно тараканы от тапка, попрятались по углам. Возможно, ожидая следующего удобного случая потрепать нервы.
Мужчина счастливо улыбнулся. «Да! Не знаю, что, но Да!» — прочитал он во взгляде девушки. Подхватив на руки, он понес ее в ванную.
Рвавшееся желание немедленно завладеть своим сокровищем он усилием воли погасил, понимая, что сейчас должен стать первым человеком, подчинившим время. Первая близость должна стать второй, а вторая первой.
Медленно, вещичка за вещичкой, он снимал с девушки одежду, нежно лаская и целуя ушко, шею, плечико. Оставив лишь кружевную полоску на ней и плавки на себе, он поставил ее в ванну и сам шагнул туда. Окутав ее облаком воздушной пены, словно подвенечной фатой, он взял ладошки Анны обеими руками и прижал к своей груди.
Волнуясь, будто на присяге, он произнес.
— Аня! Ты у меня вот здесь. Я хочу быть с тобой! Всегда!
— Да! — эхом отозвалось в ее глазах.
Бережно, словно снимая свадебное платье, он убирал пену с ее тела, нежно гладил шелковистую кожу и боялся, что выдержка оставит его.
Последние кипенно-белые хлопья оказались на дне ванны вместе с последними деталями одежды.
Теплая вода довершила процесс раздевания, и Анна благодарно потянулась губами к мужчине, который будто впервые готовился познать ее.
Однако Глеб, легонько ответив на поцелуй, завернул ее в большое полотенце и понес в свои владения, молясь, чтобы запасов из аптеки хватило для реализации его желания и возможностей.
Однако его опасения оказались напрасными. Ночь приблизилась к середине. Еще обоюдное желание и возможности были на пике, а изделия из латекса, позволяющие не думать ни о чем, не все использованы, как вдруг раздался глухой, но достаточно слышный стук.
Анна, едва переведя дыхание, подняла голову.
— Ой, нужно посмотреть, это наверно, наш питомец каким-то образом свалился с кровати.
Куда готов был сейчас засунуть этого питомца или что с ним сделать, Глеб, сцепив зубы, не сказал вслух. Да и добрых слов для этого продукта генетического сбоя у него на данный момент не нашлось. Вот ведь и говорят — первое впечатление самое верное. Не задалась любовь к этому как бы коту прямо с первого раза!
Анна, обернувшись полотенцем, (чем вызвала еще большую досаду у мужчины) ушла к себе в комнату.
Барахтаясь по полу, животное безуспешно пыталось высвободиться из своего мягкого и теплого кокона. Высунув одну лапку, оно отчаянно скребло коготками по полу и издавало сиплые, страдальческие звуки.
— Ну, глупыш, зачем ты свалился? — девушка заботливо подняла зверька и снова уложила на кровать. Но как только она собралась уходить, это эгоистичное существо снова попыталось жалобно мяукнуть.
Анна растерялась. Она еще не знала, что многие животные имеют свой характер, часто бывают сообразительны и, как и маленькие дети, прекрасно могут манипулировать. Сейчас найденыш, вернувшись к жизни, явно не хотел оставаться один, в темноте, да и еще фактически обездвиженный. Может, у него и не было злого умысла, и он не подозревал, какие неудобства причинил своим благодетелям, но к «удобствам» они уже не вернулись.
Анна взяла на руки зверька и понесла в комнату к Глебу.
— Вот, он боится один оставаться, — смущенно проговорила она.
Мужчина ощутил острую необходимость прибегнуть к осознанному дыханию, чтобы перевести дух, и мысли, которые уже присели в низком старте, постараться изложить в максимально вежливой форме.
Сделав несколько вдохов и выдохов, понаблюдав за тем, как воздух скользит по внутренней поверхности ноздрей, он, наконец, нашел в себе силы для разъяснительной речи.
Сев на кровати, он чертыхнулся. Этот позор всего кошачьего семейства был одет, поэтому ему сидеть обнаженным, хотя бы и в неярком свете торшера, тоже не улыбалось. Он встал, прикрывшись сбитой на пол простыней, и пошел к шкафу за плавками.
— Анна Викторовна! При всей моей любви к тебе я хотел бы обозначить некоторые моменты, — достаточно мягко, но ясно давая понять, что эти самые моменты обозначены будут предельно жестко.
Увлеченный идеей посоперничать с великими педагогами прошлого, он не заметил, как слово, которое он хранил до особого случая, вылетело просто так — для связки слов. Однако Анна его услышала и про себя улыбнулась. Ибо сделать это открыто, когда Штольцев произносит речь, было рискованно — иначе улыбку он воспримет насчет содержания.