— Это дом Анны, так что вы здесь не хозяин, поэтому тоже находитесь в нем не на законных основаниях. А вот куда вы дели хозяйку, полиция и разберется. У меня есть доказательства, что вы совершили по отношению к Анне противоправные действия. А именно — упрятали в какую-то берлогу, чтобы она не уехала ко мне, — Штольцев отчаянно блефовал, но другого выхода у него не было. — И кроме нее никто не имеет права выставить меня отсюда. Разве только синьора Градова, мать Анны.
Кирилл насмешливо прищурился и едва смог скрыть вздох облегчения. Затем обратился к экономке:
— Эмма, принесите, пожалуйста, кофе гостям, — затем, обращаясь уже к ним: — Курите? Присаживайтесь. Так и быть, я все объясню, и вы поймете, насколько неправомерны ваши претензии.
Штольцев отчаянно хотел курить — последний раз сладостно сжимал губами сигарету еще в Москве. Легкие, казалось, превратились в одну жалкую, просящую фигурку со скорбно сложенными перед грудью лапками и каждой клеточкой молили хоть о крохотной порции дыма. Но брать сигарету из рук врага он не желал. Глеб прокашлялся и, стиснув зубы, хрипло ответил:
— Нет, благодарю. Бросаю.
— Как хотите.
Они уселись на расположенные вокруг небольшого винтажного столика кресла, и Кирилл начал свое повествование.
— Я на Анну не обижаюсь. Не скрою, был первоначальный шокирующий момент, когда она объявила, что не выйдет за меня замуж. Но потом я успокоился и очередной раз восхитился прозорливостью Виктора Ивановича. Чтобы уберечь дочь от таких вот необдуманных поступков, он и составил завещание. Он боялся, что полностью погруженная в свой мир, в мир искусства, неискушенная девочка наделает глупостей. Она богатая невеста. И не будь меня, вокруг нее уже бы роились тучами падкие на деньги женишки. По завещанию, сейчас Анна не имеет доступа к своему наследству, и получит его только после брака со мной. Я выделяю ей средства на жизнь, сам управляю делами компании, но тоже не имею права что-либо продать или куда-то перевести. Спросите, почему господин Градов выбрал меня? Потому что я много лет верой и правдой служил ему, не раз оказывал неоценимые услуги, не требуя никакого вознаграждения. И в свое время спас ему жизнь. Так что свою преданность я ему доказал. И поскольку Анне я был симпатичен, она пообещала отцу, что не ослушается его воли и глупостей не наделает. В случае отказа выйти за меня, ну вдруг попадется какой-нибудь хлыщ! (Штольцев едва не скрипнул зубами, понимая, что камень брошен в его огород), она лишается всего. Средства будут быть переданы Благотворительному фонду. И да, Глеб Платоныч. Я не хочу думать о том, какими соображениями руководствуетесь вы, преследуя Анну, но вынужден огорчить — вы в ее жизни не стали чем-то важным.
И перехватив испепеляющий взгляд Штольцева, нанес удар под дых:
— Мне жаль вас. Если бы вы, действительно, стали близки, то знали бы, что мать Анны имеет очень слабое здоровье, поэтому большую часть времени проводит в частном пансионате на морском побережье неподалеку от Сан-Ремо. А после смерти мужа совсем не появляется в этом доме. И мы с Анной навещаем ее. А то, что я нахожусь здесь на законных основаниях, подтвердят многие. Я сюда перебрался еще до смерти Виктора Ивановича, чтобы быть всегда у него под рукой. Горничные, садовник, водитель — куча свидетелей. А чтобы вы выкинули из головы всякие надежды, что нужны Анне, еще раз повторю то, что уже сказали вашему …э… коллеге — моя невеста (Кирилл сделал особое ударение на слове моя), действительно, улетела в Рим, чтобы забрать свадебное платье и развеяться. Она любит Рим. Надеюсь, после этого у вас не хватит наглости искать Анну и ставить ее в неловкое положение? Если вы, действительно, питаете к ней благородные чувства, а не желание поживиться.
Так мерзко Штольцев себя еще не ощущал. Чертов иезуит! Вывернул все наизнанку! И самое больное — Глеб шестым чувством, выработанным за долгие годы следственной работы, ощущал, что сказанное Кириллом, по большей части, правда. Это многое объясняло. В частности ее слова: «У меня нет выбора». Да и повернул этот Кирилл вопрос так, что если он будет настаивать, значит, борется за приданное. Чувство собственного достоинства едва не взяло верх над здравым смыслом. Однако в этой стройной версии был один существенный изъян. Внутренний детектор лжи требовал еще какой-то информации. И тогда Глеб, наступив на горло благородству и скрепя сердце, решился на удар ниже пояса. На войне все средства хороши.
— Допустим, — зло припечатал он. — Все так. Анна предпочитает вас. А как вы объясните, что она не захотела близости с вами? Как же вы смогли жить с ней столько времени под одной крышей и не сойти с ума от желания?