– Скорее всего, она нашла другого покровителя, – иронически заметила Эстер. – Такого, который способен заменить Эдисона даже и в смысле, скажем так, сентиментальном?
– Это интересно. Надо выяснить, – озадаченно пробормотала золовка, сбитая с толку таким замечанием.
– Как бы то ни было, ты права. Чтобы бросить такого влиятельного мужчину, как Эдисон, нужна смелость, – согласилась Эстер, которая тоже почувствовала некую симпатию к Анне Гризи. – А Эдисон? Как он все это переварил? – полюбопытствовала она.
– Очень плохо, – заявила Полиссена.
– С его мстительностью можно всего было ожидать.
– Думаю, он объявил ей войну. Эдисон даже вынудил Пьер-Джорджо Комотти, редактора «Новеченто», вычеркнуть ее из списка сотрудников.
– И Комотти его послушался? – засомневалась Эстер.
Она знала Пьер-Джорджо и уважала его за прямоту характера и честность.
– Комотти подал в отставку.
– Эдисон ее принял?
– Мне кажется, да, – пожала плечами Полиссена.
– Это судьба всех отставок, – кивнула Эстер, решив позвонить Комотти и в деликатной форме узнать, не сможет ли она чем-нибудь помочь ему.
В противоположность Эдисону, который относился к своим сотрудникам сугубо прагматически, у нее складывались дружеские отношения с некоторыми из них. Пьер-Джорджо был ее другом.
На тенистой аллейке парка они встретили няню, которая гуляла с Лолой. Эстер заглянула в коляску: девочка спокойно спала. Малышка хорошо росла. Лицо Лолы было розовым, словно персик. Эстер нежно коснулась губами лобика дочери.
– А где дети? – спросила она няню, удивленная тишиной, царившей в парке.
– Анджелина увела их на озеро, – ответила та. – Эмилиано захотел порыбачить, а остальные присоединились к нему.
– Будь любезна, – обратилась Эстер к Полиссене, – посмотри, что они там делают.
Эстер мужественно противостояла своему недугу, но, когда дело касалось детей, ей всюду мерещились болезни, травмы и прочие опасности, подстерегающие их на каждом шагу. Никакая предосторожность не казалась ей излишней, никакой присмотр достаточным.
– А об обеде я позабочусь сама, – добавила она, забирая у нее корзинку с грибами.
Полиссена направилась по тропинке к озеру, а Эстеp зашагала к вилле. Хотя она ходила по лесу не так уж долго, усталость давала себя почувствовать. Войдя в дом со служебного входа, она остановилась в небольшом коридоре, чтобы перевести дух, и посмотрела на себя в зеркало, которое висело на стене в резной раме. Лицо было бледным, губы казались бесцветными, под глазами легли легкие тени.
– Бедное мое сердце, – сказала Эстер, ободряюще улыбнувшись себе.
Она провела пальцем по губам, чтобы хоть немного вернуть им яркость, но губы по-прежнему оставались бледны.
А если ее сердце вообще перестанет биться? Эта перспектива – увы, вполне реальная – вызывала у нее противоречивые чувства: с одной стороны, ей хотелось положиться на судьбу – и будь что будет, а с другой – хотелось жить, чтобы как можно дольше сопровождать детей на их жизненном пути.
Жалобные всхлипывания прервали ее мысли. Она приоткрыла кухонную дверь и увидела Джильду, которая безутешно плакала, закрыв лицо руками. Эстер поставила корзины с грибами на стол и подошла к ней.
– Что случилось, Джильда? – участливо спросила она.
Джильда попыталась прикрыть передником письмо, лежащее на коленях, и вытерла платком залитое слезами лицо.
– Ничего, синьора, – неуклюже оправдывалась она, встав со стула в знак уважения к хозяйке.
– Никто не плачет просто так, – заметила Эстер, садясь за стол и жестом приглашая повариху сделать то же самое.
– Извините меня, синьора, – ответила та. – Наверное, настроение плохое, тоска нашла. Извините, пожалуйста, – смущенно повторила она. – Уже десять, а я еще и не начинала готовить, – спохватилась она.
– Ты получила письмо из дому? Плохие вести? Разве не так? – настаивала Эстер в надежде чем-то помочь ей.
Повариха подняла на нее глаза, покрасневшие от слез.
– Дело идет о ребенке, – призналась она.
У Джильды был сын от Эдисона. Малышу исполнилось четыре года, и он жил с ее родителями в Борго Сан-Доннино, недалеко от Модены.
– Мама пишет, что у него высокая температура. Есть подозрение, что это полиомиелит. Но я в это не верю, – вздохнула она. – Ведь Фабрицио всегда носил на шее мешочек с камфарой против полиомиелита.
Эстер не стала опровергать наивные представления Джильды, но рассердилась на ее рабскую пассивность.
– Боже мой! – воскликнула она. – И ты собираешься сейчас заниматься нашим обедом? Иди переоденься, Джильда, – приказала она, резко вставая. – Микеле отвезет тебя в Борго Сан-Доннино. Твое место рядом с сыном. Твоя любовь поможет ему выздороветь. И ты больше никогда не покинешь его.
– Синьора меня увольняет? – встревожилась женщина.
– Джильда, Джильда, ну как ты можешь так думать? – успокоила ее хозяйка. – Ты привезешь своего ребенка сюда, и он будет жить с нами. И знаешь, что я тебе скажу? Я тоже поеду с тобой.
Джильда снова разрыдалась.
– Пусть бог благословит вас, синьора! – пробормотала она сквозь слезы.
– Иди собирайся, – повторила Эстер и вышла из кухни.
В кабинете мужа она набрала его телефон и без обиняков заявила Эдисону:
– Твой сын сильно болен, возможно, у него полиомиелит.
Эдисон молчал на другом конце провода.
– Джанни или Эмилиано? – после паузы спросил он.
– Фабрицио, – уточнила Эстер. – Я еду в Модену вместе с Джильдой. Если малыш выживет, мы привезем его, и он будет жить с нами. А пока я доверяю тебе наших детей, – закончила она и повесила трубку.