– Абаддон – не меньший тиран, – коротко бросил мечник в ответ.
С этим я спорить не стал. Наши клинки сшиблись в серии взмахов и парирований. На сей раз я не отступал, а отводил все, что мог, и уклонялся вбок от того, что отвести не мог. Между нами и моими братьями оставалось лишь несколько метров. Двигаться уже было некуда.
Ульрех был не настолько молчалив, как я ожидал – когда силовые поля наших клинков оттолкнули друг друга с рыком энергетической перегрузки, он заговорил:
– Почему ты бросил свой Легион?
Признаюсь, вопрос меня удивил.
– Чтобы выйти из тени наших потерпевших неудачу отцов, – произнес я. – Позором с тенью преображены. В черном и золоте вновь рождены.
– Боевой клич фальшивого Легиона, – проворчал Ульрех.
– Боевой клич нового пути. Новой войны.
– От позора не сбежать, – рыкнул немногословный воин.
– Те, кто не учится на прошлом, – парировал я, – обречены его повторять.
Мы раз за разом скрещивали клинки, никому не удавалось добиться второй крови. Я постепенно оценивал его работу мечом, которая в худшем случае была мастерской, а в лучшем – исключительной. Возможно, Телемахон его бы уже победил. Я же мог лишь сохранять патовую ситуацию.
– Мне становится скучно, Хайон, – окликнул меня Абаддон. – Заканчивай с этим.
Кровь Богов, я пытался. Я сделал режущий замах, превратив его в колющий выпад в горло, когда Ульрех попался на приманку, но Железный Воин мгновенно восстановил равновесие и отбил клинок Сакраментума вбок.
– Маэлеум, – произнес Абаддон, обращаясь к Даравеку на фоне дуэли. Я не позволял их словам меня отвлекать. – Это было вдохновенное проявление враждебности.
Огромные крылья Даравека затрепетали, обдав нас дуновением смердящего углем воздуха.
– Маэлеум был наименьшим из оскорблений, нанесенных мною твоим владениям, Эзекиль.
В голосе Абаддона больше не было слышно веселья:
– Вот, значит, как.
Даравек принялся перечислять всю ту смуту и бесчестье, которым его силы подвергли нас. За недели, потребовавшиеся нам, чтобы добраться до края Ока, для армады Владыки Воинств прошли месяцы. Они бесчинствовали по всей нашей территории, неся смерть нашим гарнизонам и обрушивая гибель на крепости.
Даравек упоминал все – битву за битвой, падение за падением – скрупулезно приводя детали и смакуя их. Довольную речь военачальника оттеняли гул и грохот наших с Ульрехом активных силовых полей, поединок продолжался на протяжении всего монолога.
Легионер представляет собой трансчеловеческое создание, однако наша суть все еще формируется человечностью. Нас творят не без изъянов, и даже нашей эйдетической памяти не всегда легко восстановить отдельные движения в битве или дуэли. Причиной этого является самая непостоянная из стихий – эмоции. В особенности обычно ясные воспоминания воина может затуманить злоба, окрашивающая память в красное и окутывающая ее лихорадочным жаром.
С каждым словом, покидавшим изуродованные уста Даравека, мне становилось все труднее поддерживать медитацию дуэлянта. Концентрация начинала ускользать. Чтобы перехватывать удары Ульреха, я уже полагался не только на наблюдения за его стойкой и прогнозы на основании движений мышц, но в той же мере и на инстинкт. Хуже того, я чувствовал, как в мой разум вяло заползает тревога – это ощущалось на физическом уровне, по позвоночнику распространялся холод. Медитативные принципы давали мне наилучшие шансы выжить в этом бою, а Абаддон, будь он проклят, в самый неподходящий момент дал Даравеку повод для ядовитых слов.
Описание причиненной боли все продолжалось и продолжалось. Маэлеум растерзан орбитальной бомбардировкой, целые тектонические фрагменты планеты выломаны и загружены в массодвижители его флота. Мы сочли мир-могильник бесполезным, однако символизм этого поступка было невозможно игнорировать. Но худшее было еще впереди.
В армаде Даравека теперь шли три наших боевых корабля, захваченные в бою в качестве трофеев. Их защитников смяли, а выжившие члены экипажа стали рабами под бичами надсмотрщиков Даравека. Остальные были уничтожены или затерялись в пространстве Ока, изгнанные прочь от областей, которые они давали клятву оберегать.
На звездолете «Песнь гнева» – флагмане скромной флотилии, которую мы оставили присматривать за нашей территорией – были взяты заложники. В числе пленных находился и его командир, Ранегар Ковал.
Я хорошо знал Ковала. Бывший легионер Сынов Гора и помощник магистра флота Валикара, он был непреклонным и инициативным, добавляя свою выверенную агрессивную мудрость к холодным оборонительным расчетам Валикара.
Люди Даравека содрали с него броню при помощи бурильных лазеров, привязали цепями между двумя «Лендрейдерами» и растерзали на части. Разорванный надвое, он был еще жив, когда его скормили демоническим гончим, прикованным к командирскому трону на борту флагмана Даравека.
Участь прочих наших воинов была не менее бесславна. Часть из них, искалеченных и израненных, опустили в чаны с промышленной кислотой. Других ж неторопливо перемололи медленно крутящимися гусеницами боевых танков на глазах у глумящихся стай мутантов Даравека.
Финальное оскорбление состоялось, когда Даравек жестом велел одному из своих воинов выйти вперед, практически к границе поединка. Пожиратель Миров уронил на пол из призрачной кости смердящий черный плащ. На меня тут же обрушилась исходящая от темной ткани вонь мочи – застарелый, кислый и прогорклый запах. Пожиратель Миров пнул плащ, разворачивая его – это я только слышал, поскольку не мог растрачивать свое внимание на взгляды – однако реакция братьев сообщила мне истину с той же ясностью, с какой это могли бы сделать мои собственные глаза. Абаддон яростно выдохнул. Напрягшиеся сочленения доспеха Илиастера зарычали. Даже Телемахон что-то свистяще прошипел про себя, что было для него ближе всего к выражению своего недовольства.
В следующий раз, оторвавшись от Ульреха, я осмелился бросить взгляд, и, конечно же, оказался прав. Плащ был вовсе не плащом. Из центра полотнища взирало прищуренное Око Гора, расположенное поверх желтых расходящихся лучей Восьмеричного Пути.
В ткань была завернута груда костей, до сих пор покрытых красными следами крови и прожилками связок. В тех местах, где их глодали, остались следы клыков.
Знамя Черного Легиона. Они взяли одно из наших знамен, использовали его вместо погребального савана для изжеванных демонами костей Ранегара Ковала, а затем позволили ордам своих рабов пропитать его потоками их грязной мочи.
Теперь поединок портили крики. Из моего горла поднимался гортанный гневный рев, который я не осознавал, пока не выдохся. Покоя и медитативного раздумья больше не было, вместо них все покраснело от стремления к цели. Я наступал на Ульреха, вкладывая в каждый удар весь свой вес. Протестующие силовые поля разбрызгивали искры. Они взвизгивали от перенапряжения при каждом парирующем столкновении. Я обрушивал на него ливень ударов с двух рук, двигаясь быстрее, чем в каком-либо из памятных мне боев – думаю, быстрее, чем двигался когда-либо позже.