– Ты вообще понимаешь, что пока ты ходишь на свои бесконечные охоты, у нас есть занятия получше, чем обсуждать тебя? Хайон, тут некоторым надо войну вести. Это ты можешь заработать расположение Абаддона, перехватив пару глоток. Остальные из нас водят армии в битвы.
Леор снова вскинул клинок, предлагая Амураэлю продолжить бой.
– А кроме того, – добавил он, – у меня не бывает неудач.
Призраки Варпа сдержали свое мрачное обещание. Они провели нас через шторм, выведя из мира Ока в суровый холод реального пространства.
Как описать этот миг свободы? По правде сказать, не было никакого восторга, даже облегчения. Казалось, будто понемногу возвращается сознание – явь, крепнущая с каждым ударом сердца. Я ожидал ликующих воплей и вызывающих криков ярости. Но пока лиловая дымка Ока становилась все реже, и мы впервые за все искалеченное время глядели на нетронутые ядом звезды, царило оглушительное молчание.
Дрожь, постоянно пробегавшая по костям корабля даже в наиболее спокойных областях Ока, прекратилась, и нежданная тишина била по нашим чувствам буквально как физическая сила. Некоторые из мутантов и людей на нижних палубах – по большей части те, кто родился в Великом Оке и никогда не покидал его границ; те, для кого материальная реальность была чем-то невообразимым – как будто лишились рассудка. Всю свою жизнь они провели в опасности под звуки царапающих по корпусу когтей. Без этого… Ну, реальность была им чужда. Мне не хотелось бы строить предположения о том, как работал их разум. Бесспорно, наше адское прибежище изменило мышление и когнитивные функции всех легионеров, но родиться в нем и не знать иного бытия? Я склонен был держать свои чувства вдали от их мыслей. Удовлетворимся этим.
Саронос снял руки с навигационных пилонов. По всему мостику из пастей вокс-горгулий раздался вздох облегчения Ультио. Ее корабль выскользнул из болезненных волн, наконец-то вернувшись в обычную пустоту.
Я больше не слышал молящего и дразнящего шепота неоформившихся демонов, упрашивающих меня вывести их в бытие. Руны хронометра на краю моего ретинального дисплея снова затикали в нужном направлении, отмечая, что время идет вперед.
Илиастер перевел взгляд своих провалившихся глаз на оккулус, превратившийся в безупречную звездную панораму. Тогда я еще плохо его знал, и мне было тяжело понять, что означает обвисшее выражение на его впалом лице. Сперва я решил, что он плачет от того, что стал свидетелем нашего освобождения. Оглядываясь назад, я думаю, что видел ужас. Мы так долго оставались заперты в преисподней, ведя внутри нашего убежища бесконечную войну, что теперь реальность представлялась нам бескрайним, безумно пустым миром.
Один только Абаддон выглядел так, словно переход на него никак не повлиял. Он слушал сбивчивые и потрясенные отчеты экипажа на постах, а затем принимал известия от остального флота, вплывавшего в реальное пространство следом за нами. Прошли все. Не пропал ни один корабль. Мне пришлось лично проверить записи, чтобы удостовериться, что это действительно так, поскольку едва мог поверить в подобное.
– Ауспик, – окликнул Абаддон Ультио.
Прорыв обратно в реальность потряс даже Анамнезис. В ее глазах читалась дезориентация, она пыталась обрабатывать пространство, снова существовавшее всего в трех измерениях, когда щиты и железную кожу корпуса не рвет несмолкающий оркестр безумия.
– Я ничего не вижу, – сообщила она. – В пустоте перед нами тихо.
– Держи глаза открытыми, моя охотница. Сомневаюсь, что это продлится долго.
Когда Саронос подошел к Абаддону, тот остался на троне и велел небрежно поклонившемуся Призраку Варпа встать.
– Вы исполнили все, что обещали, – произнес Абаддон.
– Как мы и договорились, – ответил Саронос.
– Однако вы оставили несколько моих кораблей без проводников по пустоте.
– Как мы также договорились. Ты говоришь о несущественном, Эзекиль Абаддон.
От этого губы моего повелителя скривились в чем-то близком к веселью.
Под рык своей черной терминаторской брони подошел Илиастер:
– Что если нам снова понадобятся ваши услуги?
Саронос повернул голову к недавнему члену Эзекариона.
– Мы всегда служили Черному Легиону, когда Черный Легион соглашался на нашу цену.
Я точно был не единственным, у кого по коже поползли мурашки от времени, в котором было произнесено это обещание.
Глаза Абаддона сузились в золотистые щелки.
– Вы всегда служили нам?
Из тенистых перекрытий донеслось карканье, и вниз по спирали спустился демонический ворон, приземлвшийся на плечо Призрака Варпа. Он глядел на меня затуманенными глазами, слабый до риска развоплощения. Дым его оперения был разреженным практически до прозрачности.
Токугра?
Он не ответил мне. Саронос также не обращал на демона никакого внимания, даже когда тот начал царапать когтями пятнистый серый керамит, на котором восседал.
Саронос склонил голову, выказывая уважение воину на троне.
– До свидания, Эзекиль Абаддон.
Неожиданно для себя я вышел из наших неровных рядов и приблизился к Призраку Варпа, на ходу снимая шлем.
– Стой, – велел ему. На меня были обращены все взгляды: я подошел к серому воину так близко, что почти мог коснуться его рукой. – Покажи мне свое лицо.
Красные линзы глаз светились безразличием.
– Ты говоришь о несущественном.
– Все, о чем я говорю, существенно для меня или для моего Легиона. Это довольно простая просьба, Саронос.
Я ожидал, что он откажется. Но вместо этого Саронос разомкнул замки на вороте, и ворон вспорхнул, переместившись на его спинной силовой ранец. Из доспеха Сароноса с шипящим свистом вышел воздух, и он снял шлем.
Его кожа была белой, равно как и длинные волосы, свободно рассыпавшиеся в отсутствие шлема. Глаза были красными, а лицо лишь немного изменилось – под его бледным покровом, словно карта, тянулись темные вены, указывавшие на небольшую мутацию кровеносной системы. Он выглядел старше, чем в последний раз, когда я на него смотрел, однако не более уставшим, даже несмотря на все усилия по управлению «Мстительным духом» и перевозке наших душ обратно в реальность.
Токугра обрывисто и слабо каркнул. По всему мостику начали перешептываться. Горгульи Ультио донесли до нас ее тихий вдох. Я бросил взгляд на Абаддона, но увидел в его глазах лишь принятие без удивления.
Я выдохнул имя Сароноса, но не нынешнее. Я произнес то, которое знал всегда:
– Ашур-Кай.
Его лицо не изменилось. Даже не дрогнуло.
– Ты говоришь о несущественном, Сехандур.
Ты же знаешь меня, – передал я ему. Ты назвал меня Сехандуром.
-Ты помнишь нас? – спросил я его. Он уже надевал шлем.
– Ты говоришь о несущественном.
– Что с тобой произошло, когда ты покинул нас? Сколько лет тебя не было?