Практически у всех, кто находится на борту боевого корабля, война в пустоте сжимает восприятие. От мира вокруг тебя остаются лишь содрогания палубы под ногами, грохот от ударов пушек по корпусу, да насыщенная, пышущая жаром какофония схваток в тесных коридорах. Внутри корабля сражаешься на территории, которая обладает размерами и сложностью города, а твое существование сводится к бесконечному труду: бою в одном туннеле за другим, закрытию абордажных брешей или же их удерживанию в открытом состоянии, ответам на приказы о смене дислокации, наблюдению за экранами гололитов, оттаскиванию тел в сторону для расчистки дороги или использованию их для баррикад – и все это делаешь, не зная, не погиб ли еще корабль вокруг тебя. Захвачен ли мостик? Война снаружи идет успешно, или вы уже обречены? Какую часть корабля уже заняли абордажные группы?
Здесь нет порядка, нет общей картины. Это одновременно траншейная война, сиюминутные бои в туннелях и партизанские действия. Рассудок возвращается лишь в кратких перерывах, когда урываешь достаточно времени, чтобы просчитать, где ты нужен дальше, или же где нужен больше всего.
Я находился вместе с Пастью Бога Войны: налетчиками и варварами, сражавшимися под знаменем Леора. Их черная броня была покрыта медными символами их божественного покровителя, а также хтонийскими рунами и иероглифами награкали, обещавшими кровь и черепа во славу Бога Войны. На доспехах виднелось грязно-золотистое Око Гора поверх Восьмеричного Пути.
Я дрался бок о бок с Леором и Нагвалем, убивая под металлический грохот тяжелого болтера и гортанный рев тигроподобного зверя, вымершего сотни лет назад. Мы продвигались, не думая о тактике, и шагали вглубь хаоса, сознательно становясь частью мерзкой лихорадки, которая охватила самые нижние палубы корабля.
Коридоры боевого корабля Черного Легиона – это мир, где обитает неисчислимое множество ужасов. В чревах наших звездолетов буйно расцветает мутация, которая развивается неконтролируемо и, по большей части, без нашего ведома. Порой это длится на протяжении целых поколений. Да, там внизу живут кланы ничтожных мутантов и зверолюдей, однако самые нижние палубы зачастую слишком враждебны для любой по-настоящему смертной формы жизни. На экспедиции по зачистке отправляются отделения и группировки, и назад возвращаются не все из них. Те, кому это удается, рассказывают о том, что на нижних палубах процветают целые биодемонические экосистемы, в которых воздух становится отравой, а стены – колышущиеся пещеры из пульсирующей плоти и кристаллизовавшейся крови, с экзофлорой, созданной из человеческих костей.
В этих залах мы бились с абордажными командами Даравека и бились с самими залами. Упавших раненых воинов поглощал корабль или же демонические твари, которые жили в его податливых костях. Живые мертвецы, за сотни лет лишившиеся какой бы то ни было чистоты генов, злобно глядели из стен и изрыгали дымящуюся черную желчь на легионеров, сражавшихся с обеих сторон. Против нас выступали колонии слепых и спятивших существ, которые даже не могли себе представить солнечного света, и мы прорубались сквозь эти иссохшие мощи, чье прегрешение состояло лишь в том, что они дерзнули преградить нам путь. Расчлененные на части трупы с ампутированными конечностями визжали и вцеплялись в наши сапоги.
В одном из залов мы сошлись клинок к клинку под крышей, которая была полностью сделана из кости. Лишь когда шальные болты раскололи материал над нами и его осколки застучали по броне, я понял, что купол над нами каким-то образом был образован из человеческих зубов.
Большую часть времени я едва мог расслышать рев Нагваля или пальбу нашей наступающей орды. Мысли ящероподобных мозгов полуживых чудовищ, гнездившихся в удушливом мраке, давили на мои собственные, заполоняя чувства тупым голодом и тошнотворным отчаянием. Я обливался потом, силясь не дать их примитивным потребностям нарушить мое сосредоточение.
Ультио сопровождала нас в облике своих киборгов и боевых роботов Синтагмы. Они маршировали неровным шагом, окрашивая все кровью при каждом взмахе своих механических лап и ионизируя зловонный воздух копьями молний из наручных пушек. Плоть, на самом деле плотью не являвшаяся, горела, источая смрад, который не поддавался законам природы. Это эхо требухи налипало на нашу броню, проникало в системы подачи кислорода, впитывалось в поры.
В тот день я убивал Пожирателей Миров. Убивал Гвардейцев Смерти и Сынов Гора. Убил воина из Альфа-Легиона, которого душил, пока сознание не стало его покидать, а затем расколол его голову об пол. Я убивал Повелителей Ночи, Детей Императора и да – даже Тысячу Сынов. Я всадил клинок в раскрытый рот атакующего легионера в шипастой броне, а другого порубил на лишенные конечностей останки. Выдрал переднюю часть черепа воина голыми руками. Звук, который он издал, когда его голова разрывалась на части, уже не был человеческим.
Некоторых из них я убивал скачущими дугами испепеляющих молний варпа. Других убивал, воспламеняя воздух вокруг них беспощадным огнем, порождая демонов в инкубаторах их сердец, или же состаривая их и заставляя их тела распадаться на месте. Разрушения истончили пелену, и с обеих сторон на свет появлялись бегающие и вышагивающие демоны с клинками, которых не требовалось призывать – им дарило жизнь исключительно насыщение резней.
Люди Даравека убивали нас в ответ, прореживая ряды Черного Легиона в самом сердце нашего же флагмана. Мясницкий счет в этом абордаже шел на десятки тысяч, незваные гости учиняли опустошение, прокладывая себе дорогу через экипаж.
Из наших воинов сильнее всего пострадали Рассеченные, оказавшиеся на грани полного истребления. Порой нам приходилось перепрыгивать через их раздувшиеся тела. Демоны внутри были мертвы так же, как и те космодесантники, которыми они завладели. Мы продирались сквозь десятки трупов, застывших в боевой форме, где демон и человек сливаются в смертоносный гибрид, в совершенстве умеющий убивать. Временами и атакующие и защитники использовали тела Рассеченных для строительства баррикад. Необходимость – богиня столь же жестокая, как и все в Пантеоне – несомненно смеялась в тот день.
Впоследствии это меня заботило. Впоследствии я думал о собранном урожае жизней. Но в тот момент эти мысли меня не посещали. Я бежал по залам в залитом кровью черном доспехе и с недостойным исступлением вопил вместе с Леором и его людьми.
– Даравек! – выкрикивал я вслух, и мой голос эхом разносился по мутировавшим коридорам.
Даравек! – снова и снова посылал я грубые и примитивные психические импульсы.
Нагваль сопровождал каждую передачу ревом, его ярость была под стать моей. Посредством его чувств я видел корабль как постоянно меняющееся марево, озаренное мерцающими огнями душ живых существ. Я всаживал Сакраментум в подергивающиеся тела легионеров, которых он рвал на части и бросал на палубе, а он обрушивался на тех, кого я оставлял ранеными, и потрошил их клыками и когтями. Мы никогда еще не охотились в такой гармонии.