– Только ради вас, ротмистр. Чтоб не мучились муками душевными, – вернулся к Курбатову Власевич. И, стоя плечо в плечо, они еще раз ударили по горящим.
– Тяжело, оказывается, своих-то убивать, – проговорил он, убедившись, что на сей раз выстрелы милосердия достигли своей цели. – Разучились после Гражданской. Размилосердились. С немцами оно, вишь ли, проще.
– У нас больше нет выбора, подпоручик. Мы должны сражаться, как гладиаторы: жизнь дарует только победа. Всю оставшуюся жизнь нам предстоит прожить убивая.
6
На рассвете, достигнув перевала невысокого хребта, они увидели внизу, в долине, редкие огни просыпающегося города. Это была Чита.
– Рим у ваших ног, великий вождь Аттила, – задумчиво продекламировал барон фон Тирбах. – Да только в Вечный город Аттила, как известно, не вошел.
– Несостоявшаяся столица Забайкальской империи атамана Семенова, – проворчал Иволгин. – Впрочем, кто знает, – жевал он остатки английской сигары, – могла бы получиться и столица. Будь у Семенова иная звезда.
– Нет, господа, – вмешался Реутов. – Не оседлав Кремль, в Чите не отсидеться.
– Тогда в чем дело? – отрубил Иволгин. – На Москву, господа!
Пришло время радиосеанса, и поручик Матвеев настроил рацию. Курбатов получил последнюю возможность доложить Центру о своем существовании. Дальше он шел вслепую. О его продвижении смогут узнать только агенты трех контрольных маяков, которым он обязан был открыться. Хотя и на это согласился неохотно. Где гарантия, что по крайней мере два из трех маяков не провалены?
Радист Центра сразу же поинтересовался, смогут ли они выйти на связь через пятнадцать минут. Матвеев вопросительно взглянул на Курбатова.
– Сможем, – кивнул тот.
Они оба – радист и командир – ожидали, что последует какое-то разъяснение, но ожидания оказались напрасными.
– С чем бы это могло быть связано? – недоуменно проговорил Матвеев, когда радист Центра ушел с волны.
Курбатов смотрел на открывающуюся панораму города и молчал. Он простоял так все пятнадцать минут. Сейчас он действительно напомнил себе Аттилу, стоящего на холме перед беззащитным Римом. Возможно, поэтому вновь вспомнились им же сказанные когда-то слова: «У нас больше нет выбора. Мы должны сражаться, как гладиаторы… Всю оставшуюся жизнь нам предстоит прожить убивая».
Он, Курбатов, готовился к такому способу жизни. Отбросить жалость, презреть сантименты, отречься от воспоминаний, преодолеть страх перед смертью. Только тогда в конце рейда он сможет увидеть Триумфальную арку Берлина.
– Вдруг нам прикажут вернуться, – почти с надеждой взглянул на ротмистра Матвеев, посматривая на часы. Минуты ожидания истекали.
– Исключено.
– Естественно.
– Что, страшно оставаться в этой стране?
– Погибельная она какая-то. Сама по себе погибельная, да и мы тоже не несем с собой ничего, кроме погибели.
– Отставить, поручик, – резко прервал его Курбатов. – В окопе может быть только одна философия – окопная. Подполковник Реутов!
– Я, – откликнулся подполковник из-за ближайшей гряды. Он был последним, кто должен был прикрывать убежище, в котором расположились командир и радист. Остальные образовали жиденькое крепление метрах в пятидесяти ниже перевала.
– Что там со стороны города?
– Ничего особенного. Безлюдье. Следующей будет читинская станция? – приблизился он к Курбатову.
– Вполне возможно. Действуем, исходя из ситуации.
– Лихой вы командир, ротмистр. Это я по чести. Перешли бы мы кордон хотя бы с дивизией – можно было бы в самом деле начать освободительный поход. А так получается что-то вроде мелкой кровавой пакости. Ну, сожжем еще одну-другую станцию… Ну, пустим под откос еще два-три состава. Что дальше?
– Это и есть наш освободительный поход. За нами пойдут более крупные силы. Мы же с вами, как любят высказываться по этому поводу господа революционеры, буревестники.
– Крылья которых после каждого взмаха оставляют после себя огненный след. Честно говоря, мне не совсем ясна цель вашего похода.
– У вас была возможность выяснять ее до перехода границы.
– Я имел в виду вашу личную цель, – с достоинством уточнил Реутов.
– Дойти до Берлина.
– Само по себе это не может служить целью.
– Что же может служить ею?
– Организация восстания здесь, в России.
– Да, это одна из возможных целей, – согласился князь. Но продолжать разговор не пожелал.